Вода — источник жизни и вдохновения, бесконечное течение чистоты и свежести, которое наполняет нас энергией и пробуждает к жизни. Отражение небесных глубин и тайн, вода призывает нас окунуться в свой поток и обрести гармонию с собой и миром вокруг. Давайте погрузимся в мир воды и почувствуем ее магию в каждой капле и волне.
Только одной животной жизни свойствен пол; существующая благодаря своим внутренним раздражениям, она заключает в себе также и противопоставление мужского и женского… Растительная жизнь не имеет в себе самой возбудителя своего развития. Без внешних воздействий она остаётся в своём зародышевом состоянии. Она не может получить возбуждения из себя самой, она полна внутреннй бездеятельности и обладает лишь возможностью развития. В ней, следовательно, нет никакой мужской силы, и никакой мужской силы она не достагает. Это всегда оплодовторяемая и воспринимающая женщина природы, мужем которой является всеобщий, извне идущий возбудитель развития… Самое большое, на что способна растительность, — это создание зачатка своего будущего размножения, то есть семени… Оплодотворение этого зародыша водой, воздузом, теплом и пр. происходит в земле. Вследствие этого сравнение семени с яйцом животных является неподходящим. Оплодотворённое яйцо требует лишь тепла, как возбудителя своей возможной дифференциации, — это в самом себе замкнутый, самим собой существующий мир. Семя же, в противоположность этому, должно получить внутреннее расщепление жизни от противоположного, внешнего воздействия воды и воздуха…, прорастание семени в земле — это и есть момент оплодотворения растения [Вульф, 1940, 37].
Жажда земли, аграрные беспорядки сами по себе указывают на те меры, которые могут вывести крестьянское население из настоящего ненормального положения. Единственным противовесом общинному началу является единоличная собственность. Она же служит залогом порядка, так как мелкий собственник представляет из себя ту ячейку, на которой покоится устойчивый порядок в государстве. В настоящее время более сильный крестьянин превращается обыкновенно в кулака, эксплуататора своих однообщественников […] Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земельный участок, вырезанный из государственных земель или из земельного фонда Крестьянского Банка, причем обеспечена была бы наличность воды и другие насущные условия культурного землепользования, то наряду с общиною, где она жизненна, появился бы самостоятельный, зажиточный поселянин, устойчивый представитель земли.
«Грызиками» назывались владельцы маленьких заведений, в пять-шесть рабочих и нескольких же мальчиков с их даровым трудом. Здесь мальчикам было ещё труднее: и воды принеси, и дров наколи, сбегай в лавку — то за хлебом, то за луком на копейку, то за солью, и целый день на посылках, да ещё хозяйских ребят нянчи! Вставай раньше всех, ложись после всех.
Жажда земли, аграрные беспорядки сами по себе указывают на те меры, которые могут вывести крестьянское население из настоящего ненормального положения. Единственным противовесом общинному началу является единоличная собственность. Она же служит залогом порядка, так как мелкий собственник представляет из себя ту ячейку, на которой покоится устойчивый порядок в государстве. В настоящее время более сильный крестьянин превращается обыкновенно в кулака, эксплуататора своих однообщественников […] Если бы дать возможность трудолюбивому землеробу получить сначала временно, в виде искуса, а затем закрепить за ним отдельный земельный участок, вырезанный из государственных земель или из земельного фонда Крестьянского Банка, причем обеспечена была бы наличность воды и другие насущные условия культурного землепользования, то наряду с общиною, где она жизненна, появился бы самостоятельный, зажиточный поселянин, устойчивый представитель земли.
В городе не было своего сумасшедшего. Эту штатную городскую вакансию 10 лет занимал вшивый звонарь Кузя. Когда-то у звонаря утонул сын, и с тех пор Кузя считал воду — блевотиной дьявола. Он отказался от мытья и не ходил в Заречье. Он шептал голубоглазым встречным: «Дьявол плюнул в глаза ваши.»
Любовь — это взмах наших крыльев…. Любовь — это чувство полета в невесомости…… Любовь — это свобода взаимных желаний….. Любовь — это мы в потоке мечтаний… Любовь — это шепот вечерний звезды.. Любовь — Это горный ручей чистейшей воды…..
На плакате — лужа блевотины. Подпись: «в прошлой жизни я была водкой Финляндия [Слоган рекламы этой водки в России: «В прошлой жизни я была чистой родниковой водой»., «note»].»
Верба моя часто напоминает мне легенду о раскаявшемся разбойнике. В дремучем лесу спасался праведный отшельник, и в том же дремучем лесу свирепствовал кровожадный разбойник. Однажды приходит он с своей огромной дубиной, окованной железом, к отшельнику и просит у него исповеди, а не то, говорит, убью, если не исповедуешь меня. Делать нечего, смерть не свой брат, праведник струсил и принялся, с Божьего помощью, исповедывать кровожадного злодея. Но грехи его были так велики и ужасны, что он не мог сейчас же наложить на него эпитимию и просил у грешника сроку три дня для размышления и молитвы. Разбойник ушел в лес и через три дня возвратился. Ну что, говорит, старче Божий, придумал ли ты что-нибудь хорошее? Придумал, отвечал праведник, и вывел его из лесу в поле на высокую гору, вбил, как кол, страшную дубину в землю и велел грешнику носить ртом воду из глубокого оврага и поливать свою ужасную палицу, и тогда, говорит, отпустятся тебе грехи твои, когда из этого смертоносного орудия вырастет дерево и плод принесет. Сказавши это, праведник ушел в свою келью спасаться, а грешник принялся за работу. Прошло несколько лет, схимник забыл уже про своего духовного сына. Однажды он в хорошую погоду вышел из лесу в поле погулять; гуляет в поле и в раздумье подошел к горе; вдруг он почувствовал чрезвычайно приятный запах, похожий на дулю. Праведник соблазнился этим запахом и пошел отыскивать фруктовое дерево. Долго ходил он около горы, а запах делался все сильнее и сильнее; вот он взошел на гору — и что же представляется его изумленному взору?
Если разобраться, холодная вода все равно, что горячая. Только она остывшая.
На входящих в те же самые реки притекают один раз одни, в другой раз другие воды.
Для того чтобы этот новый метод исследования природы не явился нам с первого взгляда чем-то особо стоящим, я позволю себе вкратце напомнить Вам исторический ход развития спектрального анализа и его применения к спектроскопии неба, напомнить ту сложную и разностороннюю работу человеческой мысли, которая предшествовала новому завоеванию в безграничном звездном мире. Основатель спектральных исследований ― Ньютон: он первый разложил белый свет на его составные части, на цвета радуги, заставляя [пучек, так в оригинале] света проходить через призму из прозрачного вещества; такое разложение света мы часто наблюдаем как в радуге, так и в граненых подвесках люстр. Открытие Ньютона положило основание исследованиям природы световых явлений; но прошло более ста лет упорной работы, прежде нежели Френель доказал рядом блестящих опытов, что свет есть волнообразное движение так называемого светового эфира, что свет распространяется от светящегося тела совершенно так же, как рябь по поверхности воды от упавшего камня.
Городок был совсем крохотный — всего в три тысячи жителей, в огромном большинстве мещан и ремесленников. В иной крупной деревне народу больше. Да и жили-то в этом городишке как-то по-деревенски: домишки соломой крытые, бревенчатые, на задах огороды; по немощёным улицам утром и вечером пыль столбом от бредущих стад на недальний луг; размерная походка женщин с полными ведрами студеной воды на коромыслах. «Можно, тётенька, напиться?»
Н. Пимоненко, 1905 г. ]]Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешень пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит; все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь!
Отсюда же и вулканология ― так назвали науку об этих огнедышащих горах. Исторические документы говорят, что вулканами с научными целями начали интересоваться еще в середине первого тысячелетия до нашей эры. Пальму первенства отдают греку Эмпедоклу из Агригента (Агридженто, на острове Сицилия), философу-материалисту. Учение Эмпедокла о четырех «корнях» всех вещей (первоэлементах всего многообразия природы ― земле, воде, воздухе и огне) развивалось последующими поколениями философов в течение многих веков. Он в числе первых в античной философии сформулировал диалектическую по своей сути идею о противоборстве сил в природе. Он полагал, в частности, что соединяются и разделяются первоэлементы в результате противоборства двух непримиримых сил «дружбы» и «вражды.»
Летом чаще ходите босиком, чтобы не прерывалась связь с землей. Пусть дети бегают раздетыми и босыми, пусть возятся и играют на земле: это защитит их от болезней, которые подстерегают зимой. Еда ребят должна быть жидкой. Нельзя позволять им есть всухомятку. Кроме купания в реке, в озере, в пруду, обязательно надо мыть ноги на ночь «природной» водой
Силой в равной степени обладают и драгоценные камни, и валуны, и самые простенькие камушки! Тут все зависит от конкретного человека и конкретной ситуации. Многие ходоки приходили к одному из таких валунов-гигантов в долине Рупите. Обливали этот огромный камень причудливой формы водой из ручья. Собирали стекающую с валуна воду в глиняный кувшин с широким горлышком. Затем омывали этой водой тяжелобольных детей. И обязательно после этого надевали на ребенка новое белье, а старое развешивали тут же на близрастущих кустарниках или деревьях. Если ребенку суждено было жить, то после омовения «каменной водой» он быстро шел на поправку. Тот же, кому было суждено умереть, чах. Но все-таки большинство тяжелобольных детей на удивление выздоравливали незамедлительно.
Силой в равной степени обладают и драгоценные камни, и валуны, и самые простенькие камушки! Тут все зависит от конкретного человека и конкретной ситуации. Многие ходоки приходили к одному из таких валунов-гигантов в долине Рупите. Обливали этот огромный камень причудливой формы водой из ручья. Собирали стекающую с валуна воду в глиняный кувшин с широким горлышком. Затем омывали этой водой тяжелобольных детей. И обязательно после этого надевали на ребенка новое белье, а старое развешивали тут же на близрастущих кустарниках или деревьях. Если ребенку суждено было жить, то после омовения «каменной водой» он быстро шел на поправку. Тот же, кому было суждено умереть, чах. Но все-таки большинство тяжелобольных детей на удивление выздоравливали незамедлительно.
Курск окажется под водой, и весь мир будет его оплакивать… Курск? Город, стоящий вдалеке от большой воды? Только в августе 2000 года стало ясно, о каком «Курске» говорила пророчица…
В отличие от прочих пожаров, пожар души заливают не водой, а водкой.
Вода! У тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя не опишешь, тобою наслаждаешься, не понимая, что́ ты такое. Ты не просто необходима для жизни, ты и есть жизнь. С тобой во всем существе разливается блаженство, которое не объяснить только нашими пятью чувствами. Ты возвращаешь нам силы и свойства, на которых мы уже поставили было крест. Твоим милосердием снова отворяются иссякшие родники сердца.
Я никогда не бываю одинок у себя в хижине, особенно по утрам, когда посетителей не бывает. Попытаюсь передать свои ощущения некоторыми сравнениями. Я не более одинок, чем гагара, громко хохочущая на пруду, или сам Уолденский пруд. Кто разделяет одиночество этого водоема? А между тем его лазурные воды отражают не демонов тоски, а небесных ангелов. Одиноко и солнце, кроме тех случаев, когда мы в тумане видим их как бы два, но ведь одно из них — ложное. И бог тоже одинок, а вот дьявол, тот отнюдь не одинок, он постоянно вращается в обществе, и имя ему легион. Я не более одинок, чем одиноко растущий коровяк, или луговой одуванчик, или листок гороха, или щавеля, или слепень, или шмель. Я не более одинок, чем мельничный ручей, или флюгер, или Полярная звезда, или южный ветер, или апрельский дождь, или январская капель, или первый паук в новом доме.
Я проснулся за час перед полднем; говорят, что вода чрезвычайно велика, давно уже три раза выпалили с крепости, затопила всю нашу Коломну. Подхожу к окошку и вижу быстрый проток; волны пришибают к возвышенным троттуарам; скоро их захлеснуло; ещё несколько минут, и чёрные пристенные столбики исчезли в грозной новорожденной реке. Она посекундно прибывала. Я закричал, чтобы выносили что понужнее в верхние жилья (это было на Торговой, в доме В.В.Погодина). Люди, несмотря на очевидную опасность, полагали, что до нас не скоро дойдёт; бегаю, распоряжаю — и вот уже из-под полу выступают ручьи, в одно мгновение все мои комнаты потоплены; вынесли, что могли, в приспешную, которая на полтора аршина выше остальных покоев; ещё полчаса — и тут воды со всех сторон нахлынули, люди с частию вещей перебрались на чердак, сам я нашёл убежище во 2-м ярусе.
Смотрел, как переплывал реку дикий буйвол; течение увлекало его с собой, и он плыл вниз по реке вместе со стаей диких уток, но те вспорхнули на воздух перед самым водопадом, а буйволу пришлось полететь головой вниз; это мне понравилось, и я сыграл такую бурю, что вековые деревья поплыли по воде и превратились в щепки.
На горах этих лежит печать особой торжественности, — они возвышаются как стены на границе жизни и смерти. Здесь, внизу, город, порт, дамба, движутся суда, поезда, лодки, — там — вечное молчание. Туда никто не ходит, потому что незачем ходить. Там начинается область скал и песчаных холмов. Кое-где попадается красный вереск, кое-где иерихонская роза продерётся из-за песка своими сухими ветвями — и только; кругом ни дерева, ни кустика, ни капли воды — открытое, мёртвое пространство.
После зимы это была первая работа в лесу, к тому же не очень трудная, и её любили. От солнца, от леса, от пьянящих запахов, исходивших от ожившей земли, в одинаковое для молодых и немолодых ребячье возбуждение приходила душа, не успокаиваясь долго, до опустошающей усталости. С обновлённой землей менялись, казалось, и чувства, необъяснимыми путями соединяясь с дальней, наиболее чуткой порой человека, когда он больше слышал и больше видел, различал; древние инстинкты с непонятной настойчивостью заставляли присматриваться, принюхиваться, отыскивая что-то и под ногами и в воздухе, что-то забытое, утерянное, но не исчезнувшее совсем. Вместо воды пили берёзовый сок, который тело принимало как снадобье ― бережно и со вниманием, верящим в скорый отклик. Сок собирали ребятишки, они же отыскивали и выкапывали первые саранки, жёлтые луковицы которых таяли во рту, как сахарные; со сведенными лицами, только чтобы не отстать друг от друга, а не для того вовсе, чтобы утолить какую-то редкую нутряную жажду, сосали пихтовую зелень.
Успешному движению вперёд часто препятствовало также растение piosoca, или водяная лилия Виктория регия, круглые листья которой, лежавшие по всей поверхности воды, почти соприкасались друг с другом, в то время как густые корни образовали внизу узлы, затруднявшие плавание. Целые акры были сплошь покрыты этими водяными лилиями, которые встречаются только в озёрах приамазонской долины. Несколько раз пришлось даже делать ради этого большие обходы, что чрезвычайно удлиняло расстояние, заставляя описывать круги в несколько ярдов, а потому они не успели сделать и трёх миль, когда пришлось уже подумать об остановке на ночь.
Пред потопом люди ели, пили, женились, посягали, и все помышления их устремлены были на угождение плотским пожеланиям их; нечаянно пришла вода и погубила всех. Так и ныне люди пьют, едят, гуляют, женятся, посягают, вдались в разнообразнейшую рассеянность, не обращая внимания на дела Господни и суды Его. И нечаянно возгласит архангельская труба: се грядет Судия: возстаните, мертвии, идите на суд (Мф. 24). По этому бесстрашному и плотскому образу жизни заключаем, что близок день Господень.
Это действительно странно, видеть лагуну, которая превращается в Атлантический океан, видеть зелёную вспышку, когда последний луч солнца исчезает за горой, что должно символизировать мою влюблённость (я не чувствую этого… и я тот час начинаю рассуждать о мифологических заблуждениях и т. п.) я хочу сказать, эта круглая штука, которая крутится сама по себе, чуть ближе к солнцу, относительно одних, чуть дальше, по сравнению с другими, покрытая водой и растениями, которые могут как исцелить, так и убить меня, животные, которые могут и приласкать и наброситься на меня, люди, которые могут сделать тоже самое…(которых мне предполагается воспринимать, как часть себя) я имею в виду, все это, плавающее в пространстве, пределы которого ещё предстоит обнаружить, и я замираю и раздумываю, и я заинтригована и сосредоточена, и чувствую робость (это обычное дело в последнее время) я сижу несколько минут и выражаю самую глубокую благодарность, какую могу преподнести этому огромному круглому загадочному дающему жизнь комку грязи и красоты, я хочу сказать, мне легко говорить и думать, что период выживания позади.
Деньги, которые я выкинул на дома. Я купил дом с видом на Голливуд: аццское убежище. Солнце проникало сквозь окна, поэтому окна мы выкрасили в черный цвет. После землятрясения внутрь стала литься вода во время дождя, поэтому везде стояли огромные бочки. Все были настолько затраханы, что никто ничего с этим не делал. Это было просто отвратительно. Вокруг постоянно шатались рабочие. Оказалось, они могут быть неплохим источником для наркоты.
Казалось бы, не так уж разнообразны древние тюркские имена здешних гор и речек: Караташ, Кызылташ, Актру, Коксу… Однако, послушайте: Черный Камень, Красный Камень, Белое Стойбище, Зеленая Вода… Придумаешь ли лучше?
Исходя из этого, за единственную причину можно было бы признать так называемую материальную причину. Но по мере продвижения их в этом направлении сама суть дела указала им путь и заставила их искать дальше. Действительно, пусть всякое возникновение и уничтожение непременно исходит из чего-то одного или из большего числа начал, но почему это происходит и что причина этого?
Стратегически — на долгом временном лаге — наше присоединение к ВТО оправдано уникальным потенциалом сельского хозяйства. Россия является мировым лидером как по совокупности показателей обеспеченности угодьями (площадь пашни, ее доля на душу населения, распаханность), так и по запасам пресной воды (производство 1 кал пищи требует в среднем 1 л воды). Иными словами, со временем наша страна станет грозным конкурентом для нынешних признанных лидеров рынка.
Напившись чаю, Т. содрал с ближних камней сухой белый мох, набросал его на гладкий тёплый камень возле самой воды, вынул из рюкзака спальный мешок, забрался в него, застегнулся и стал смотреть вверх и слушать беспрерывный и разнообразный водяной гул, идущий снизу, оттуда, где был порог. Заснул он нескоро, потому что вдруг почувствовал, что чего-то недостаёт в его жизни, что он живёт, в общем, не так, как мог бы жить, что есть на свете дела поважнее, чем его синоптика, ― но как узнать, какое дело самое важное и как переменить жизнь, чтобы безраздельно отдаться тому самому важному, ― этого он не знал.
Шли мы, шли без конца, вдруг видим три озерца — два иссохших, в третьем ни капли воды. В том озерце, которое безводно, плавают себе свободно — смотри-ка! смотри!
Не плюй в клозет, пригодится воды напиться.
Шейха омыли и завернули в саван (кафан). Для того чтоб получить оставшуюся от обмывания Шейха воду, собралось огромное количество людей, и лишь немногим досталось что-то от неё. Затем, как только вынесли носилки с его телом, народ сразу же обступил их со всех сторон, каждый, прикоснувшись, желал снискать баракат, из-за этого несущие носилки испугались, что они по неосторожности смогут их перевернуть.
Солнце ещё не жжет — а только греет, любовно-ласково греет. Лучами его пользуется и разросшаяся куриная слепота, и суховатая южная фиалка… Лягушонок повис в воде головой вверх — тоже наслаждается теплом и светом…
На большом пустынном четырёхугольнике кое-где растут старые берёзы и сосны, по канавам топорщится лохматый кустарник — бузина, волчьи ягоды и лоза, оставшееся воспоминание былых топких болот, на которых построен наш странный маленький городок. Глубокие канавы прорезали пустырь, осушая болота, канавы осыпались, заросли травой, и почти всё лето стоит в них зелёная и затхлая вода. По весне пустырь оглашают нестройные, противные хоры лягушек, когда они спариваются и как-то особенно ухают и плещутся в тёмной воде…
Тургенев — огромного роста, с высокими плечами, огромной головой, чертами чрезвычайно крупными, волосы почти седые, хотя ему еще только 35 лет. Вероятно, многие его находят даже красивым, но выражение лица его, особенно глаз, бывает иногда так противно, что с удовольствием можно остановиться на лице отца Гильфердинга. Тургенев мне решительно не понравился, сделал на меня неприятное впечатление. Я с вниманием всматривалась в него и прислушивалась к его словам, и вот что могу сказать. Это человек, кроме того что не имеющий понятия ни о какой вере, кроме того, что проводил всю жизнь безнравственно и которого понятия загрязнились от такой жизни, это — человек, способный только испытывать физические ощущения; все его впечатления проходят через нервы, духовной стороны предмета он не в состоянии ни понять, ни почувствовать. Духовной, я не говорю в смысле веры, но человек, даже не верующий, или магометанин, способен оторваться на время от земных и материальных впечатлений, иной в области мысли, другой под впечатлением изящной красоты в искусстве. Но у Тургенева мысль есть плод его чисто земных ощущений, а о поэзии он сам выразился, что стихи производят на него физическое впечатление, и он, кажется, потому судит, хороши ли они или нет; и когда он их читает с особенным жаром и одушевлением, этот жар именно передает какое-то внутреннее физическое раздражение, и красóты чистой поэзии уже нечисты выходят из его уст. У него есть какие-то стремления к чему-то более деликатному, к какой-то душевности, но не духовному; он весь — человек впечатлений, ощущений, человек, в котором нет даже языческой силы и возвышенности души, какая-то дряблость душевная, как и телесная, несмотря на его огромную фигуру. А Константин начинал думать, что Тургенев сближается с ним, сходится с его взглядами и что совершенно может отказаться от своего прежнего, но я считаю это решительно невозможным. Хомяков сказал справедливо, что это всё равно, что думать, что рыба может жить без воды. Точно, это — его стихия, и только Бог один может совершить противоестественное чудо, которое победит и стихию, но, конечно, не человек. Константин сам, кажется, в этом убеждается и на прощанье пришёл в сильное негодование от слов Тургенева, который сказал, что Белинский и его письмо, это — вся его религия и т. д.. Я уже не говорю о его ошибочных мыслях и безнравственных взглядах, о его гастрономических вкусах в жизни, как справедливо Константин назвал его отношение к жизни, а я говорю только о тех внутренних свойствах души его, о запасе, лежащем на дне всего его внутреннего существа, приобретённом, конечно, такой искажённой и безобразной жизнью и направлением, но сделавшемся уже его второй природой. При таком состоянии, мне кажется, если Бог не сделает над ним чуда и если он не сокрушит сам всего себя, все его стремления и приближения к тому, что он называет добром, только ещё более его запутают, и он тогда совершенно оправдает стихи Константина.
Ум человеческий ещё легче и подвижней воды, принимающей любую форму и постепенно проникающей в самые плотные предметы. Он лёгок и волен, как воздух, и, как воздух, делается тем легче и чище, чем выше от земли он парит. Поэтому в каждом человеке живёт стремление вознестись над повседневностью и легче и вольнее витать в горных сферах, хотя бы во сне. <…> Внимая рассказам раба, вымыслу, придуманному другим, вы сами творили вместе с ним.
В завещании, написанном за десять лет до смерти, Джавахарлал Неру просил, чтобы его тело сожгли и пепел развеяли в Аллахабаде, где течёт Ганг; он оговаривал, что это не связано с обрядом, так как он чужд религиозным чувствам. Да, есть в Индии нечто отличное от Европы или Америки, например, поэтическая настроенность. На аэродроме в Дели мне повесили на шею длинные гирлянды цветов; приехав в гостиницу, я поспешил положить их в воду. Потом я привык к тяжести и к запаху тубероз, роз, гвоздик, других неизвестных мне цветов тропиков, иногда на собраниях на меня навешивали десяток гирлянд. Час спустя я их бросал, как это делали индийцы: цветов в Индии много. Мало риса и хлеба. Страна большая, разнообразная: и Гималаи, и джунгли, и плодородные степи, и сухие выжженные пустыни.
Думаю, что во сне с его видениями мы тщимся избавить от мусора наш рассудок. <…> Я просто осознавала с лёгкой брезгливостью, что люди, подчиняющие свои поступки снам, пытаются ходить по воде, как посуху.
На каждого, кто пляшет русалочьи пляски, есть тот, кто идёт по воде.
В соседстве были о нём разные толки и слухи. Многие приписывали уединённую жизнь его скупости. В самом деле, Опальский не проживал и тридцатой части своего годового дохода, питался самою грубою пищею и пил одну воду; но в то же время он вовсе не занимался хозяйством, никогда не являлся на деревенские работы, никогда не поверял своего управителя, к счастию, отменно честного человека. Другие довольно остроумно заключили, что, отличаясь образом жизни, он отличается и образом мыслей и подозревали его дерзким философом, вольнодумным естествоиспытателем, тем более что, по слухам, не занимаясь лечением, он то и дело варил неведомые травы и коренья, что в доме его было два скелета и страшный жёлтый череп лежал на его столе. Мнению их противоречила его набожность: Опальский не пропускал ни одной церковной службы и молился с особенным благоговением. Некоторые люди, и в том числе Дубровин, думали, однакож, что какая-нибудь горестная утрата, а может быть, и угрызения совести были причиною странной жизни Опальского.
Джон Месснер осторожно закрыл за собой дверь и, трогаясь в путь, с чувством величайшего удовлетворения оглянулся на хижину. Он спустился с берега, остановил нарты у проруби и вытащил из-под верёвок, стягивающих поклажу, мешок с золотом. Воду уже затянуло тонкой корочкой льда. Он разбил лёд кулаком и, развязав тесёмки мешка зубами, высыпал его содержимое в воду. Река в этом месте была неглубока, и в двух футах от поверхности Месснер увидел дно, тускло желтевшее в угасающем свете дня. Он плюнул в прорубь.
Подбирая изодранный белый подол, зима поспешно отступала с фронта в северные края. Обнажалась земля, избитая войною, лечила самое себя солнцем, талой водой, затягивала рубцы и пробоины ворсом зелёной травы. Распускались вербы, брызнули по косогорам фиалки, заискрилась мать-и-мачеха, подснежники острой пулей раздирали кожу земли. Потянули через окопы отряды птиц, замолкая над фронтом, сбивая строй. Скот выгнали на пастбища. Коровы, козы, овечки выстригали зубами ещё мелкую, низкую травку. И не было возле скотины пастухов, всё пастушки школьного и престарелого возраста. Дули ветры тёплые и мокрые. Тоска настигала солдат в окопах, катилась к ним в траншеи вместе с талой водой. В ту пору и отвели побитый в зимних боях стрелковый полк на формировку. И как только отвели и поставили его в резерв, к замполиту полка явился выветренный, точно вобла, лейтенантишко ― проситься в отпуск. Замполит сначала подумал ― лейтенант его разыгрывает, шутку какую-то придумал, хотел прогнать взводного, однако бездонная горечь в облике парня удержала его. <…
Ещё и румянец цветёт на взгорках меж стариц и проток, перехваченных зеленеющим поясом обережья, сплошь заросшие озерины, убаюканные толщей плотно сплетающейся водяной травы, не оголились до мёртво синеющего дна, ещё и берёзки, и осины не оголились до боязливой наготы, не пригнули стыдливо колен, не упрятали в снегах свой в вечность уходящий юношеский возраст, ещё и любовно, оплёснутые их живительной водой, багряно горят голубичником холмики, сплошь похожие на молодые женские груди, в середине ярко горящие сосцами, налитые рубиновым соком рябин, ещё топорщится по всем болотинам яростный багульник, меж ним там и сям осклизло стекает на белый мох запоздалая морошка и только-только с одного боку закраснелая брусника и клюква, но лету конец. Конец, конец ― напоминают низко проплывающие, пока ещё разрозненные облака; конец, конец ― извещают птицы, ворохами взмывающие с кормных озер, и кто-то, увидев лебедей и гусей, крикнул об этом; конец, конец ― нашептывает застрявший в углах и заостровках большого озера туман, так и не успевший пасть до полудни, лишь легкой кисеей или зябким бусом приникший к берегам.
То не Муза воды набирает в рот…
Быстрый взмах руки, и в ту же секунду вспыхнувшая люстра осветила фигуру Бонда, застывшего на пороге с пистолетом в руке. Пустая комната зевнула ему в лицо. Он закрыл дверь, включил бра у кровати и кинул пистолет на диванчик у окна. Потом он наклонился над столом и исследовал черный волосок, всунутый в щель выдвижного ящика. Волосок лежал в том же положении и на том же месте.
Для множества людей, праздник — также, прежде всего символ: Рождество — это детская ёлка; Троица — берёзки, цветы, гирлянды, крёстный ход; Иванов день — потешный костёр, расцвет папоротника, шуточное кладоискательство; Вербное воскресенье уже одним названием своим обличает символ, с ним сопряжённый; Успение — праздник дожиночного снопа, а на юге — первой кисти винограда; Преображение слывёт в народе Спасом на яблоках, в отличие от Спаса на воде и Спаса на меду. Христианство, таким образом имеет своих язычников, бессознательно сближающих религии, происшедшие из Евангелия с пантеизмом древних извечных культов; жизнь Христа комментируется для них годовым оборотом жизни природы, Бог всеобъемлющей любви есть не только Солнце Правды, но и зримое солнце, животворящее землю. Это христианское язычество, в огромном большинстве своих проявлений, настолько грациозно, наивно и трогательно, что против него редко поднимаются руки даже у самых суровых ортодоксов церковной догмы. Вере оно никогда нигде не мешало.
Проблем всегда хватает — вот и здесь, естественно. Женщина подошла, говорила про отсутствие воды. Но тем не менее, развитие будет. Говорили с вашим главой. Сделаем тут, наверное, физкультурный комплекс. Пишите заявку.
На серой ткани неба разошлись какие-то невидимые швы, и голубые отмели возникли тут и там, будто тронулся лёд на реке и блеснула вода под солнцем среди шершавых льдин…
Оглядываясь назад-мы с тоской смотрим на свое прошлое,которое уплыло от нас…как корабль к далеким берегам.
Деньги,они как вода-то приплывают,то уплывают от нас.
Здесь лежит некто, чье имя написано на воде.
Историю делали очень немногие, а все остальные тем временем пахали землю и таскали воду ведрами.
Историю делали очень немногие, а все остальные тем временем пахали землю и таскали ведрами воду.
…Всех нас объединяют общие интересы, наша преданность и любовь к морю… Я не знаю, что рождает эту любовь. Может быть, это бесконечная переменчивость воды, а может быть, корабли на её глади, а возможно, то, что все мы вышли из моря… Ведь это биологический факт, что в крови, текущей в наших жилах, как и в наших слезах, точно такой же процент соли, что и в воде океанов… Мы накрепко связаны с морем, и когда мы приходим к нему, чтобы плавать или просто смотреть на него, это всегда возвращение к тому, откуда мы пришли…
Безотлагательно изготовить статьи для тома, посвященного льну. Должен выйти шедевр, равного которому до сих пор ещё в мировой литературе не появлялось. Без воды. Обще-интересно. Самую суть за чуб.
Экономьте воду. Разбавляйте её!
А что они про дельфинов написали? Это же курам на смех. Будто они – мыслящие существа. Вроде студентов. Что они не только мыслят, но и, вообще, соображают. Я извиняюсь, с кем там под водой соображать? С дельфинами, что ли? Так они же все на одно лицо.
Вот у нас в районе тоже любят пыль в глаза пускать. Недавно фундамент заложили, решили баню строить. Самую крупную в Европе. На пять тысяч голов. Ну, я вас спрашиваю, зачем нам баня на пять тысяч голов? Да у нас в районе столько голов нет вместе с крупным рогатым скотом. И не надо нам самую большую. Пусть будет махонькая. Лишь бы там горячая вода была. И не на Первое мая, а каждый день.
Вскоре лес закончился, и мимо нас потянулись широкие, наполненные туманами и влагой равнины, за которыми в солнечном мареве тянулась и вздымалась легкая и глубокая пустота, разворачиваясь прямо из-под наших ног в восточном и южном направлениях, тянулась и впитывала в себя остатки воды и зеленую, полную светом траву, втягивала почвы и озера, небеса и газовые месторождения, которые светились этим утром под землей, золотыми жилами проступая на коже отчизны. И где-то на юге, за розовыми облаками восхода, по ту сторону утренней пустоты, четко проступали в воздухе легкие и обманчивые врата небесного Ворошиловграда.
Дождь в лесу — это двойной дождь. Каждый куст и каждое дерево при малейшем сотрясении обдают путника водою.
Кроме того, что путешествия приносят массу незабываемых эмоций, они также заставляют отказаться от большого количества удобств. Иногда приходится спать на земле, в пустыне, на леднике, где нет воды, а писать нужно в снег.
Государственный ум, отличающийся от ума обыкновенного способностью подняться на высоту веков, должен оценить величие этой идеи; пусть будет дорогá каждая тонна спущенной на воду стали; пусть велики будут народные жертвы на флот; море всё сторицей воздаст своим будущим повелителям в том богатстве, культуре, блеске и славе, которые они возьмут с боя в борьбе за океан.
По коварству со льдом может сравниться разве только вода. В 1932 году, когда я прочитал сообщение, что чукотские льды как ножом срезали у корабля вал гребного винта, то сначала не поверил: лед, он же из воды, а диаметр вала больше тридцати сантиметров первосортной стали. А потом насмотрелся на пораненные льдинами огромные суда. Видел и абсолютно противоположный «фокус»: громадное ледяное поле в короткий срок превращается в снежную кашицу, словно кто-то стукнул по нему молотком невообразимых размеров. Таков характер льда – капризный, своенравный. И сегодня при всей отличной технике, которой владеют полярники, опасность не стала меньше: лёд остался льдом и всегда таит в себе неожиданности.
В Коране человек роняет кувшин с водой; в это время он испытывает вдохновение и облетает все ступени рая. Вернувшись, он видит: вода еще вытекает из кувшина, вода еще не успела пролиться.
Москва 30-х годов была городом страшным. Изобилие НЭПа — было ли это? Пузыри или вода целебного течения — всё равно — исчезло. <…Есть воздух, есть вода, есть земля. Это три самые главные тела, которые покажут всю возможность оставаться в природе любому и каждому человеку без всякой потребности, чтобы на этом месте добиться для всех нас бессмертия.
Жизнь человека, она не в потребности находится, а в чистом воздухе, в бушующей воде, целинной земле — это азот.
Этот организм, этот человек, он своё право завоюет. Ему придется отказаться от чужого и мертвого. Он не будет кушать, он не будет одеваться и в доме жить. Его природа примет как такового, он окружит себя азотом. Это будет воздух, это будет вода. Самое главное, будет во всем земля. Они как любимые неумирающие друзья этому живому телу помогут. Своими силами всё это сделает в ней. Сна никакого, а жизнь вечного характера. Паршек имя своё займет бессмертного человека, место своё облюбованное для жизни займет. И скажет всем нам о приходе его в люди со своим телом. Тело этого человека признается. И будут они громко кричать его славу в этом деле. Он то, что надо, от природы получит. Он естеством окружит себя без всякой техники, без всякого искусства он останется, и не будет никакой химии. Что скажет, то будет делаться. Мы все сами этого вот добьемся. Человек этими силами сам окружит себя. У него не будет никакой тюрьмы, никакой больницы.
Этот опыт, эта статья жизненная для нашей такой молодежи. Закалка-тренировка — труд наш всех, международного такого значения. Она есть наука, нам всем надо в природе учиться. А в природе — в воздухе и в воде, да в земле.
Я ведь живой, мне холоднее, чем вам, в тысячу раз. А если это надо, то пойду в любую погоду. Это мои друзья есть — воздух, вода и земля.
Неделя отходит вся, от воскресения все шесть дней не употреблять никакой пищи и воды. Жить приходится за счет одного воскресения. Это такой будет период жизни. Человек завоюет все, он будет в этом победитель. Это такое время настанет в жизни. А в жизни есть такой разум, он всегда побеждает все.
Им надо поворочать слева направо. А потом с вдохом, выдохом. Подниматься на ноги для того, чтобы пальцами в ногах пошевелить, в руках пальцами. На сердце и легкие, да живот, им надо повернуть слева направо. Потом под воду, после профилактика воли. Весь это для человека прием, больше ничего не надо.
Человек должен в природе между землей, воздухом и водой народиться. Он таким не был, как он должен быть.
Не одному это дело делать — всем людям, живущим на белом свете. Надо дружить с холодной водой. Людей не забывать свою вежливость представлять, ни одного человека не проходить. Ему надо головкой низко поклониться, и сказать свои слова: «Здравствуйте.»
С природой дружить надо, любовь проявить. А любовь жизнь создает. А в жизни есть воздух вода, земля.
Она и в маленьком человеке, и большом тоже человеке, она и в воде, она и в земле, и в воздухе. Словом, природа — это есть все мы живущие на белом свете.
Опыты сделаны Паршеком в природе закалкой-тренировкой для того, чтобы в природе быть людям здоровым. Людей встречает холодная вода, она страшно так пугает. А когда человек пугается, у него боль его исчезает, человек делается в жизни своей здоровый. Природа, она всё сделала для этого больного.
Это не наше такое, как было, рождение, а самой нашей великой матери природы. Мы его должны встретить холодной ключевой водой, энергично, в дружбе надо жить малышу. Он должен не закутанный быть, а чистым телом на наших живых руках, не баюкать, как мы его колышем да кормим его до отвала. Думаем мы, он без этого умрет. Надо заложить в этом сознание, это не испробованное в жизни такое дело. Закалка-тренировка хочет проложить в этом опытный эксперимент. Он должен духом окружить себя. Мы его должны в этом на себе так испытать.
Азот, чистый воздух, чистая вода и не начатая целинная земля, это место неумирающее — вот куда надо нам всем разутыми прийти. И попросить мать великую природу, чтобы она нам больше не создавала действие войны, чтобы она не была.
В Италии, например, происходило слияние мафии и высшего руководства. Но по сравнению с нами они отдыхают. Там она сплеталась с губернаторами, чиновниками, другие же на неё наступали, шла фактически война. У нас никакой войны нет, потому что мафия является основой и сущностью режима. Коррупция в России полностью разрешена, но это лицензируемый вид деятельности. Ты должен получить лицензию, платить за нее — и пожалуйста, воруй. Более того, эти люди не считают, что они воруют. Они делают такой cash-кулак. Когда какие-то экстремисты начнут «раскачивать лодку», у них будет резерв, чтобы содержать верные им войска. По такому же принципу действовал Каддафи. А поскольку они себя отождествляют с государством, то они почти искренне верят, что их возможные проблемы — это проблемы государства. Если завтра составить список на двадцати страницах, в который включить всех этих людей — «чёрных кассиров», милиционеров, прокуроров, фсбэшников, судей, высшее руководство, всю эту шайку — и посадить или отправить в Абхазию, ничего страшного в стране не случится. Никакого кризиса управления не будет. Горячая вода не отключится и заводы не рассыплются. Примеры современная история знает — Гонконг, Грузия. Но они не могут осудить сами себя.
У нас все боятся, причем непонятно, чего боятся. Ну кто тебя накажет, если ты будешь писать жалобы? Все эти страхи — они в основном выдуманные. Мы боимся собственного страха. Каких-то фантомов. Мне кажется, я это показываю своей деятельностью. Вот мои орудия труда — компьютер, Интернет, какие-то юридические знания. Каждый может это делать, и многие делают и не боятся. Просто мы их не видим. Так получилось, что я стал известен и по сравнению с ними нахожусь даже в более выигрышном положении. Это не так уж и опасно. Быть журналистом, который занимается Северным Кавказом, намного более опасно. Конечно, у меня нет горячего желания, чтобы мне дали по голове. Я возвращаюсь домой поздно и каждый раз, когда захожу в подъезд, я не боюсь, но испытываю неприятные ощущения. И моя жена это испытывает. За мной раньше ездила машина. Сейчас я ее не замечаю. К этому вряд ли можно привыкнуть. Пули над головой, конечно, не свистят, но все эти комментарии — ты молодец, но тебя скоро убьют. Проблема в том, что их читают моя мать, моя жена. Это несет дискомфорт. Они переживают. Когда-то мы это обсуждали. Но потом я запретил — какой смысл толочь воду в ступе. Это контролировать нельзя. Если я хочу это минимизировать, я должен все бросить. А я ничего не брошу. Я не понимаю, как можно по-другому. У нас распространен такой конспирологический подход, что никто ничего не делает просто так. Это наследие циничной политики 1990-х, когда политика была продажная, пиар был продажный, средства массовой информации были продажными, все продавалось и покупалось.
Женщины нашего острова обычно воды не любили. То было дикое, тёмное царство мужчин. Конечно, остров жил водой, возник на ней, ей питался, но женщины делали вид, что этого не замечают, как не замечает жена, что у мужа есть любовница. А вот мужчины, кроме проповедника да случайного учителя, любили её пылко и страстно. Вода велела им вставать затемно, сосала из них все силы, а на самый худой конец требовала от них жизни.
Вода размывала наш остров, война — наши души.
Какова судьба древних репликаторов теперь, спустя 4×10^9 лет? Они не вымерли, ибо они — непревзойденные мастера в искусстве выживания. Но не надо искать их в океане, они давно перестали свободно и непринужденно парить в его водах. Теперь они собраны в огромные колонии и находятся в полной безопасности в гигантских неуклюжих роботах, отгороженные от внешнего мира, общаясь с ним извилистыми непрямыми путями и воздействуя на него с помощью дистанционного управления. Они присутствуют в вас и во мне; они создали нас, наши души и тела; и единственный смысл нашего существования — их сохранение. Они прошли длинный путь, эти репликаторы. Теперь они существуют под названием генов, а мы служим для них машинами выживания.
Когда вы сажаете салат, а он плохо растет, вы не обвиняете салат. Вы ищите причину. Возможно, нужно больше удобрения или больше воды, или меньше солнца. Но вы не станете обвинять салат. Однако, когда возникают проблемы с нашими друзьями или с семьей, мы обвиняем другого человека. Но если мы знаем, как обращаться с подобными ситуациями, дела пойдут на лад. Обвинение вообще не приносит положительных результатов, также бесполезно пытаться убеждать другого человека, используя аргументы и рассуждения. Ни обвинение, ни рассуждение, ни аргументы, только понимание. Если вы понимаете, и вы можете показать, что понимаете, вы можете любить, и ситуация изменится.
Мужчина любит женщин, как путник, мучимый жаждой, тянется к воде. Оттого, удовлетворив страсть, он теряет интерес к предмету своих вожделений. Женщина любит мужчину, как путник, томимый жарой, стремится к прохладе. Оттого, даже достигнув желаемого, она не пресыщается любовью.
Моя татуировка — H2O — просто напоминает мне о том, что надо пить больше воды. В мире для меня нет более важного символа или фразы. Надо чаще пить. На протяжении всей жизни. Всегда. Это очень практичная татуировка.
Тот, кто живет в полном достатке, подобен наполненной до краев чаше, из которой вот-вот прольется вода. Такой страшится и одной лишней капли. Тот, кто погряз в суете, подобен сгнившему дереву, которое вот-вот рухнет. Такой боится даже малейшего толчка.
Юноша! Скромно пируй и шумную Вакхову влагу с трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай.
Есть дни без любви, Бесконечные дни, И хоть по часам истекают они, Но время, как в озере сонном вода, застывает.
В ночи, объятой сном, рыбачат привиденья на озере лесном. Из повести старинной, безлунной и пустынной, они толпой видений пришли и ловят тени. Но силятся в сети сердца свои найти. И, прошлое тревожа, ищу я сердце тоже, но нет его нигде. Уплыло, потонуло в беспамятной воде.
Не природе нужна наша защита, это нам необходимо ее покровительство: чистый воздух, чтобы дышать, кристальная вода, чтобы пить, вся природа, чтобы жить.
Люди без любви, как рыбы без воды — погибают.
Я вегетарианец, хотя не строгий. Я ем рыбу… и уток. Ну это же почти, что рыба, не так ли? Они большую часть времени полупогружены, проводят много времени в воде, они практически рыба, разве нет? И ещё свиней, коров, овец, и всех, кто живёт рядом с водой, так что я не строгий… Я, так сказать, постмодернистский вегетарианец.
Смысла нет ни в чём, смысла нет нигде, никто и никогда не ходил по воде.
Мелодия становится цветком, Он распускается и осыпается, Он делается ветром и песком, Летящим на огонь весенним мотыльком, Ветвями ивы в воду опускается…
Приятели и незнакомцы сходятся на пир и без удержу предаются веселью. Но вдруг иссякает вода в часах, гаснут светильники, рассеиваются благовония и остывает чай, разлитый в чашках. Тогда в душу закрадывается грусть, и пропадает охота веселиться. Вот так мы живем в этом мире. Почему люди не оглянутся на свою жизнь пораньше?
Я знаю много счастливых семей. Внутри каждой своя история испытаний, преодолений и слёз. Но тем полнее Счастье, чем глубже приходиться копать колодец, из которого потом Семья черпает живую воду. Смотрите вглубь. Там бездна.
Духовность для меня — это вода. Религии — это как пепси-кола, кока-кола, вино, пиво или любой другой напиток. Духовность — это то, что на самом деле происходит, что спасёт вас в бою. Шампанское ничего не сделает для того, чтобы кого-то спасти, в то время, как вода даёт жизнь.
На миру, на юру Неприютно мне и одиноко. Мне б забиться в нору, Затаиться далеко-далеко. Чтоб никто, никогда, Ни за что, никуда, ниоткуда. Лишь корма и вода. И созвездий полночное чудо. Только плеск за бортом — Равнозвучное напоминанье Все о том да о том, Что забрезжило в юности ранней, А потом за бортом Потерялось в ненастном тумане.
Жениться из гигиенических соображений — все равно, что броситься в воду для утоления жажды.
Легче окунуть в воду мех, наполненный воздухом, чем заставить силой какого-либо хорошего человека совершить что-либо вопреки его воле.
Жажда — лучшее доказательство существования воды.
Сочтя свои утраты и потери, поездивши по суше и воде, я стал космополитом в полной мере: мне жить уже не хочется нигде.
Вода из черного фонтана ничуть не хуже на вкус, чем из белого.
Я не могу ходить по воде, но я могу творить в ней чудеса.
Вода в графине — чудо из чудес, Прозрачный шар, задержанный в паденье! Откуда он? Как очутился здесь, На столике, в огромном учрежденье? Какие предрассветные сады Забыли мы и помним до сих пор мы? И счастлив я способностью воды Покорно повторять чужие формы. А сам графин плывет из пустоты, Как призрак льдин, растаявших однажды, Как воплощенье горестной мечты Несчастных тех, что умерли от жажды. Что делать мне? Отпить один глоток, Подняв стакан? И чувствовать при этом, Как подступает к сердцу холодок Невыносимой жалости к предметам? Когда сотрудница заговорит со мной, Вздохну, но это не ее заслуга. Разделены невидимой стеной, Вода и воздух смотрят друг на друга…
Длинная дорога преодолевается с надеждой, с надеждой можно преодолеть огонь, воду и страшные пропасти, и только с надеждой можно достичь процветания и порядка.
Мы поехали в Албанию, чтобы узнать о цементе, но отбывали с головами, переполненными намного большим количеством знаний. Мы узнали, сколько воды каждый час вытекает из источника. Узнали, сколько арбузов выращивается за год. Узнали о градостроительных нормах в Саранде то, как по-албански будет «член».
У меня есть закон, — говорит он. – Называется «Ноги в воду». Каждые три-пять лет надлежит сесть на берегу реки, опустить ноги в воду, ничего не делать, сидеть и думать: что ты сделал за эти годы? Зачем? Нужно ли это было делать? Куда ты едешь?… Каждые три пять лет нужно сворачивать. Обновление, понимаешь? Ты не можешь все время идти вот так, — он прямо и резко рубит рукой. – Даже если идешь к какой-то определенной цели, то идти нужно вот так, — рука выписывает змеиный зигзаг. – Идти все время по одной дороге – скучно, неинтересно, неправильно. Ужас повторения: здесь я уже сидел, здесь лежал, с этим ел, с этим пил, с этим плясал. Невозможно. Словом, ты должен устраивать себе ревизию: счастлив ты или нет. Это самоконтроль — регулярная, обязательная процедура. Как умывание. И если ты чувствуешь на теле чесотку несчастья — ее необходимо устранить.
Вышел волк голодный, видит полн ягнят простор степной, Медленно проходит стадо мирной пастьбою ночной. Режет волк овец. А овцы щиплют сочную траву. Волк и овцы наполняют с жадностью желудок свой. Волк траве — ягненок мирный, а для волка он — трава. Помни это! Редко встретишь меткий оборот такой. Помни это выраженье, зорче в жизнь свою вглядись: Волком быть или ягненком, бойся участи любой! Ты в погоне за ягненком? Но, глупец, не забывай: На тебя, как на ягненка, смотрит кто-нибудь другой. Ты не волк и не ягненок? Почему же при дворе Состоишь? Без оговорок дашь ли мне ответ прямой? Не гордись, что хлеб пшеничный и ягненка ешь, а друг Черствый хлеб, отсевков полный, ест с холодною водой. Одинаково придется как тебе, так и ему Вечность пролежать недвижно без обеда под землей. Разве ты услышишь это, разве сердцем ты поймешь, Если уши внемлют пенью, если взгляд пленен игрой? Удивительного хочешь. Чуда в жизни ищешь ты. Что ж в окно через решетку смотришь ты па мир земной? Нет, гляди и удивляйся на себя, что скован ты Цепью крепкою под этой высью вольной голубой. Что в неведении жалком чистая твоя душа, Как сова, живет в руинах, в сумрачной степи глухой! Что тебе от этих пышных цветников, садов, дворцов? Плоть твоя — чертог прекрасный, панорама — разум твой. Спишь ты сладко. Над тобою днем и ночью небосвод Колыбельным пеньем веет, а не громом, не грозой. Если жизнь провесть ты хочешь, как осел, в еде и сне, Ты душой увязнешь в муках, как в грязи осел зимой. Чтоб с лицом, покрытым прахом, не предстать пред судией. Чистою водою знанья лик души своей омой! Баня, мускус и бальзамы старости не победят; Старые стирать одежды и утюжить — труд пустой. Ведь они не обновятся… наставления прими, Хоть совет полезный горек, как целительный настой. Сохрани же от худжата хорасанского навек Слово доброго совета, слово мудрости живой!
Весеннее цветение природы слишком волнует душу. Лучше внимать прохладному ветру и белым облакам осеннего дня, когда в воздухе носится аромат орхидей, а вода прозрачна и светла, как небосвод. В такую пору и душа, и тело становятся чище.
Я готовая звезда, просто добавь воды!
В картине всегда бывает одна самая освещенная точка, и она должна быть единственной. Вы можете поместить ее где угодно: на облаке, в отражении в воде или на чепчике, но должен быть только один тон этой силы.
Самые лучшие попки в мире в Ирландии. Ирландки носят воду в кувшинах на голове, и таскают домой мужей из пабов. Такие вещи создают лучшую в мире осанку.
Что вы будете делать, если вся музыкальная индустрия утонет? — Я буду наблюдать за всем под водой.
Не важно, сколько у тебя денег — тебе все равно надо пить воду и дышать воздухом.
Воды всех морей не хватило бы на то, чтобы смыть хоть одну каплю интеллектуальной крови.
Обычно мутит воду утопающий.
Мы так устали, Что жди беды. Я не из стали, А из воды.
Я не могу сказать, как возникает мелодия. Скажу одно: я работаю бесконечно, процесс не прерывается ни днем, ни ночью. Я как завод, который работает в три смены и бесперебойно производит музыку. Что бы привести в качестве примера? Ну, представьте себе рекордсмена по прыжкам в длину, который все время тренируется, чтобы быть в хорошей форме. Скажешь ему: Прыгни на метр шестьдесят” – и он тотчас же прыгнет. Или еще пример: колодец. Колодец наполнен водой до краев: вода всегда под рукой, достаточно подойти и зачерпнуть, сколько нужно. Я подобен колодцу: чем больше из меня черпаешь, тем больше музыки прибывает. Я всегда готов что-то создавать, сочинять. И поэтому мой колодец всегда полон водой. Но если я остановлюсь, если не буду работать все время, то создавать новое станет все сложнее и сложнее. Вода в колодце начнет убывать, будет плескаться где-то на дне, и достать ее будет нелегко. Есть, конечно, еще такое таинственное понятие, как вдохновение. Но, как говорил Пикассо, существует два типа художников: те, кто ищет, и те, кто находит. Я – из тех, кто находит. Я всегда в работе, и потому в любое время готов к приходу вдохновения.
Любить — это означает знать о ком-то, чей «цвет мира» — способ видения вещей — вы должны принять так, чтобы эти вещи перестали быть чужими и ужасными, или холодными, или пустыми, словно, приближаясь к раю, вы приручили диких животных. Так в самых прекрасных песнях о любви живет соль самой эротики, которая тоскует о возлюбленной так, как будто возлюбленная — не только она сама, а также весь мир, вся вселенная, как будто бы она еще листочек, дрожащий на ветке, как будто луч, сверкающий в воде — преобразовательница всех вещей, одновременно способная преобразовываться во все вещи: так, дробясь и соединяясь, оживает образ предмета любви в сотнях тысяч отражений.
Воля есть способность желать, решать и действовать. Чтобы иметь крепкую волю, надо знать «конечную цель и ближайший шаг к ее осуществлению». Даже для того чтобы перепрыгнуть через ручей, я должен проделать известную душевную работу, «координацию» воли. Моя цель – быть на другой стороне ручья. Для этого я должен сделать прыжок. Стоит мне в момент прыжка усомниться в его необходимости или возможности, и я попаду в воду. Но, кроме таких небольших будничных целей, нужна еще одна – общая – цель жизни, которая отвечала бы основной, центральной идее жизни, тому, что называется ее смыслом.
Кто в этом мире побеждает это несчастное, трудно победимое желание, у того исчезают печали, как капля воды с листа лотоса.
Дождь на улице. Забавный дождь — знаешь, что он есть, но его как бы и нет. Глаз считывает информацию по цвету улицы, по цвету небу, нос ощущает какую-то влажность и нестандартность, уши воспринимает звук брызг, всё тело чувствуешь мокроту — все эти процессы, объединяясь в один — сопоставляют данную картинку с увиденными раньше, в подсознании пролетает ряд карточек, выбирая самую схожую с данной, но при условии, что в той карточке действительно был дождь. Информация, пока что неизвестным человеку путём, попадает в сознание, там прокручивается в миллиардах сопоставлений с прогнозами погод и услышанным от разных людей — и в итоге рождает мысль о дожде. Точнее о том, что именно ты называешь дождём. Через мгновение, как сигнал, мысль облекается в речь, и ты мысленно проговариваешь буквами: «Дождь». И ты уже знаешь, что дождь либо был, либо будет, либо уже есть сейчас. Потому как картинка соответствует знанию. Но вот сегодня, когда я шёл — дождя не было. Была видимость дождя, было будто предчувствие дождя, но вот этих капель воды, того самого, что мы называем словом «Дождь» — не было. Хотя, конечно, дождь — это не только капли воды, имеющие свой вес, своё время и скорость. Это ряд явлений, вполне поддающийся различию для нашего сознания. То есть, его можно разделить. Хотя это неважно. Главное, что дождь. И всё. Дождь.
Понимаешь, в чем дело: растут дети. У меня сын тогда был маленький. Сейчас появился второй. И пацанов — мне их воспитывать. Ему говоришь: «Тренируйся!» — а сам на диване лежишь? Или: «Сынок, не пей!» — а сам пьешь? «Не кури!» — а сам куришь? «Не груби маме!» — а сам ее матом? Больше всего я хочу, чтобы меня дети понимали. Кроме семьи, ничего нет. И у вас, и у всех. Когда случается что-то из ряда вон и остаешься один, тогда понимаешь. Вопрос по большому счету в выживании. Я понимаю, что рано или поздно буду старым. Тренируюсь, чтобы момент оттянуть. И детей воспитываю так, чтобы, когда буду совсем уж плох, кто-то воды принес по-любому.
Народ тянется только к классическому искусству, потому что только оно вызывает в человеке самые возвышенные чувства, даёт пищу для души и сердца. Идёт человек по пустыне, и нужен ему лишь глоток воды. Так и классическое искусство очищает и облагораживает души людей, зовёт их к добру, а иначе зачем оно нужно!
Как в утлый мех воду лить, так безумного учить.
Где в жизни что-нибудь найдешь, имеющее сладость? Все в жизни горько, как миндаль, а горечь нам не в радость. И разве не заметил ты, что даже в самой сути Жизнь — это горькая вода, в которой столько мути?
Люди, которые на площадке подвигают вам стулья и носят бутылки с водой, делают это потому, что им платят, а совсем не потому, что вы им нравитесь.
Мельник не видит всей воды, что течет через его мельницу.
Браться за работу энергичнее. Не подходить к ней, как купальщик к холодной воде, предварительно ощупывая её.
Это сравнение было для меня новым и потрясло до глубины души. Конечно, думала я. В главной церемонии патриархальных религий мужчина вбирает в себя энергию йони, силу сотворения, символично порождая новую жизнь. Неудивительно, что главы мировых религий, мужчины, так часто говорят, что человек рождается во грехе: любой из нас рожден женщиной. И только подчиняясь правилам патриархата, мы можем переродиться, очиститься. Неудивительно, что священники обходят нас, разбрызгивая над нашими головами святую воду — подобие продолжающего род семени, дают нам новые имена и обещают перерождение в вечную жизнь. Неудивительно, что духовенство старается держать женщину подальше от алтаря, так же, как нас пытаются лишить возможности контролировать наши собственные силы деторождения. Все эти ритуалы, символичные или реальные, посвящены контролю над силой, заключенной в женском теле.
У твоего мужа отсутствующий взгляд, глаза человека, который никогда не знал себя и потому имеет удивленный вид. Волосы его — ниспадающие волны, подобные водам отлива. Лишь рыбы, которых он ловит, знают его, но они умирают.
Зимний лес – гулкое, как выстрелы, карканье ворон, снег с еловой ветки, упавший за шиворот, следы, в которых не видно дна, пар от мокрых рукавиц и параллельные, то и дело пересекающиеся кривые лыжных следов; весенний лес – запах черной, еще мерзлой, земли, текущий во все стороны, захлебывающийся талой водой, ручей, тонкая белая полоска синей от холода кожи между свитером и джинсами, а на ней крупные пупырышки, которые только губами и можно растопить; летний лес – горячие капли золотистой смолы на медной коре, волосы, пахнущие шашлычным дымом, белый, в ромашках, сарафан, испачканный красным сухим вином и щекочущая сосновая иголка, которую никак не достать, если не расстегнуть две тысячи мелких, как божьи коровки, пуговиц, стремительно расползающихся под пальцами по спине и груди.
От долгих раздумий растут и печаль и забота, И сахар не сладок, и жжётся вода отчего-то, И таешь свечою, страшась до холодного пота, Жизнь так непосильно трудна, что и жить неохота.
Когда мы охотились в Африке, мы потеряли штопор и несколько дней жили только на воде и еде.
Пустыня… Замело следы Кружение песка. Предсмертный хрип: «Воды, воды…» И — ни глотка. В степных снегах буран завыл, Летит со всех сторон. Предсмертный хрип: «Не стало сил…»— Пургою заметен. Пустыни зной, метели свист, И вдруг — жилье во мгле. Но вот смертельно белый лист На письменном столе…
О хамстве своей природы: Никогда не радовалась цветам в подарок и если покупала когда-нибудь цветы, то или во имя чье-нибудь (фиалки — Парма — Герцог Рейхштадтский и т. д.) или тут же, не донеся до дому, заносила кому-нибудь. Цветы в горшке надо поливать, снимать с них червей, больше пакости, чем радости, цветы в стакане — так как я непременно позабуду переменить воду — издают отвратительный запах и, выброшенные в печку (всё бросаю в печь!), не горят. Если хотите мне сделать радость, пишите мне письма, дарите мне книжки про всё, кольца — какие угодно — только серебряные и большие!
В городе Пелле Стратоник подошел к колодцу и спросил, можно ли пить здешнюю воду. «Да мы-то пьем», — отвечали водоносы. «Стало быть, нельзя», — сказал Стратоник, потому что водоносы были бледные и худые.
Тихо сияющий «Вид Дельфта» Марсель Пруст считал самой прекрасной картиной на свете (один из его героев умер, разглядывая на этом полотне кусочек желтой стены). Та совершенная гармония, которую Вермеер находит в воде, небе, зданиях, белых облаках, серых тучах, маленьких людях и лучах не попавшего на полотно солнца, заставляет стоять перед этой картиной и смотреть, смотреть, смотреть, постепенно проваливаясь в воображаемый старый Дельфт (я обегал этот город в поисках той самой точки, с которой Вермеер писал свое полотно, — и вроде бы нашел ее).
Наряду с землей, водой, воздухом и огнем, деньги — суть пятая стихия, с которой человеку чаще всего приходится считаться.
Стою у неприступных стен Кремля, А осень город, подо мной лежащий, Раскрасила листвою настоящей. Простор небесный, словно вдаль манящий, Все видит на картине сентября. А вдалеке широкою дугой Раскинулась вода в спокойном шаге — Текут так мягко тонны синей влаги, И кораблей приподнятые флаги, Где Волги путь встречается с Окой.
И когда ты будешь плакать, что скоро двадцать, то есть четверть жизни вылетела в трубу, не умеешь ни общаться, ни одеваться, и не знаешь — а куда тебе вдруг деваться, только Богу плакаться на судьбу. И когда тебя не возьмут ни в друзья, ни в жены, а оставят сувенирчиком на лотке, ускользнут, уйдут из жизни твоей лажовой — а тебя из печки вытащат обожженной и оставят остужаться на холодке. И когда тебе скажут — хочется, так рискни же, докажи, что тоже тот еще человек, ты решишь, что вроде некуда падать ниже, и вдохнешь поглубже, выберешься из книжек — и тебя ударит мартом по голове. И вода, и этот воздух горячий, ***ский, разжиженье мозга, яблоки в куличе. И друзья, которые все же смогли добраться, обнимают так дико трогательно, по-братски, утыкаются носом в ямочку на плече. Ты уже такая уютная — в этих ямках от носов твоих женатых давно мужчин, несмеянка, синеглазая обезьянка, под мостом горит Нева нестерпимо ярко, и звенит трамвай, и сердце твое трещит. А весна всегда отказывает в цензуре, разворачивает знамена, ломает лед, ветер хлещет по щекам золотым безумьем, на распахнутом ветру, на трехкратном зуме, обниматься на бегу, целоваться влет. И тогда ты будешь буковками кидаться, как остатками несъеденного борща. Твой роман не пережил никаких редакций, вы вообще такие дружные — обрыдаться, то есть даже разбегаетесь сообща. Ноль седьмое счастье, двадцать седьмое марта, голубое море, синие паруса. Ты заклеиваешь конверты и лижешь марки, солнце бьется наверху тяжело и марко, и густым желтком стекает по волосам.
Мы мечтали о своей земле, но земля, которую мы получили, не была мечтой. Это был маленький клочок, одна тысячная часть Ближнего Востока. Эта земля не очень хорошо к нам отнеслась. Там были болота, москиты, пустыня на юге, камни. Выбирать нужно было между комарами и камнями. На ней было два озера — одно мертвое, второе вымирало. Была знаменитая река — но и в ней воды не было. То есть воды не было вообще. Никаких природных ресурсов тоже не было — ни золота, ни нефти.
С глубокой древности люди различают 5 стихий: огонь, воздух, вода, земля и женщина.
Я не боюсь говорить об этом. Моя мама умерла, а вскоре умер Пол*. Я пошел к своему терапевту, и она сказала, что я могу понаделать лишнего, поэтому я пошел лечится амбулаторно, и я просто боялся этого слова «стационарный» и жизни в стиле «Пролетая над гнездом кукушки». Знаете, что? Я послушался своего врача и совета жены, и я пошел на амбулаторную программу, и это изменило мою долбанную жизнь — это спасло жизнь Клоуна. Я был так под водой, утонул в яме, которую я создал. Мне сказали, что у меня нет времени, чтобы горевать об отце, затем они сказали мне, что у меня нет времени, чтобы горевать о маме, а потом сказали, что мне некогда горевать о Поле.
Самая сильная в мире вода — женские слезы.
Есть такая профессия — Родину защищать. Вот и дежурят они по периметру нашему и американскому… А внутри Отечества крики: «Защитите нас! Спасите нас!» А тут радость — спустили на воду еще один подводный ракетный крейсер, и еще сто сорок человек ушло в безопасные воды Америки. Уехало от перестрелок и взрывов на улицах к берегам Америки защищать нас. И если грубо откровенно… А откровенно — это всегда грубо… И если честно… А честно — это тоже грубо… Наши атомные крейсера дежурят у Америки скорее по желанию народа, чем структур. Структурам тоже отрывать от себя и погружать в воду огромные деньги не хотелось бы. Но надо. Сзади народ, не терпящий. С криками: «Пусть нас убивает милиция, взрывают террористы, истребляют скинхеды, но с Америки охрану не снимем никогда!» Исчезающая от этого всего интеллигенция проектирует крейсера и перехватчики, «черные акулы» и «стреляющие тополя», а вечером выходит в город, уже не как защитники, а как жертвы Отечества, которое они защищают по периметру. Теперь, через полгода, я отвечаю на вопрос Познера «что такое власть?» — это люди, которым положена охрана.
Больше всего в актерстве мне нравится много путешествовать. Когда мне было семнадцать, я снимался в фильме в Кейптауне (в Южной Африке), мне пришлось жить самостоятельно около трех месяцев. Это было очень забавно! Я многое узнал о самом себе. Когда я вернулся домой, я стал более уверенным в себе. Я думаю, это помогло мне получить роль Седрика Диггори в Гарри Потере и Кубке Огня. Когда я прослушивался, я узнал, как важно, чтобы я умел плавать. Тогда же я мог лишь довольно долго держать голову над водой и не тонуть. Когда я узнал, что я получил роль, я сразу же начал брать уроки. Съемочная группа заставила меня хорошенько потрудиться. Я не занимался спортом, пока был в Южной Африке, поэтому я немного поправился. Когда костюмеры попытались надеть на меня купальный костюм, они были очень резкими со мной, как если бы меня не выбрали на эту роль. Они подумали, что с моим телом я должен буду играть поэта или кого-то еще. Я подумал, что это конец, но на следующий день мне позвонил один из ассистентов режиссера, он хотел, чтобы со мной кто-нибудь персонально потренировался. Один из каскадеров стал моим тренером. Три недели он пытался заставить меня тренироваться, после чего сдался…
Что позволяет мне поддерживать великолепную форму? Вода. Сон. И любовь.
Пожалейте пропавший ручей! Он иссох, как душа иссыхает. Не о нем ли средь душных ночей Эта ива сухая вздыхает! Здесь когда-то блестела вода, Убегала безвольно, беспечно. В жаркий полдень поила стада И не знала, что жить ей не вечно, И не знала, что где-то вдали Неприметно иссякли истоки, А дожди этим летом не шли, Только зной распалялся жестокий. Не пробиться далекой струе Из заваленных наглухо скважин… Только ива грустит о ручье, Только мох на камнях еще влажен.
… уже прям совсем жить невозможно, ну грыземся, как кошка с собакой. Так мне Милка говорит: а ты сходи к батюшке. Я прихожу, говорю: «Батюшка, ну не могу, ужас, хоть выгоняй его. Он же мне муж всё-таки, а живём так, что детей стыдно!» А он меня сразу спрашивает: «У тебя в доме красный угол есть?» Так, — говорю, — нет же. «А как же ты,» — говорит, — «хочешь, чтобы в доме для мужа место было, если у тебя там для Бога места нет? Сейчас,» — говорит, — «Поедешь,» — ну, сказал, куда, и что купить: знаешь, под икону такую полочку, постелить еще чтобы, свечку, ещё воды святой. И всё сказал, как сделать, и помолиться, где повесить, и водой, ну, все сказал. Я поперлась после работы, еле ноги волоку, все это купила, пришла… Что тебе сказать, сама и повесила, и поставила все, и водой поэтосамое, покропила. И поклонялась, и все сказала, что у меня было на душе, — что он же мне муж, а я б его прям убила иногда, вот как увижу, так бы прямо и убила, и помоги, Господи, и все. И ты знаешь, так мне это… легче стало, и я уже думаю, — ну все, может, с Божьей помощью, и как люди заживем. Только повернулась — а он стоит. Я ему говорю: «Чего тебе надо?» А он смотрит так и говорит мне: «Зин… А Бога-то нет…»
Тому, кто порвал узы света и избрал стезю одиноких, кто живет затворником в камышовой хижине, радостна встреча с понимающими мужами и не доставит радости общение с людьми чужими. Он не станет попусту спорить о книгах древних мудрецов, но не сочтет пустой жизнь в обществе простых людей среди волшебных красот облачных гор. На лоне вод и посреди зеленых долин он будет внимать напевам пахарей и рыбаков, но не пустит в свое сердце алчность и гордыню, не попадет в тенеты пагубных страстей. Так, держась вдали от многословных речей и изощренных рассуждений, он проживет свой век в довольстве.
Пена, брызги, песок, — все осталось позади, вместе с криками детей, визжащих на берегу, вместе с бредущими по мелководью американцами, похожими на носорогов. Впереди был только океан и тишина, мерцающая солнечными бликами серо-стальная вода.
В одни и те же воды мы погружаемся и не погружаемся, мы существуем и не существуем.
Одиночество, беспросветность? Но ведь ты же – вода, но ведь я же – ветер! Отвращение, горечи привкус? Но ведь я же – луч, но ведь ты же – ирис! Пустыня, остров необитаемый? Но ведь ты – душа, но ведь я — дыханье!
Не беда, что жизнь ушла, Не беда, что навсегда, Будто я и не жила, А беда, что без следа, Как в песок вода.
Мне нравится Роберт Родригес. Он бесстрашен и он… кладет на все *уй. Я как-то сказал о нем: Роберт плавает в той воде, в которую еще никто не входил до него. Я уважаю это. А еще мне нравится его ковбойская шляпа.
Ты будь землей, будь водой, будь солнцем, будь деревом, пусть тот, что не хочет пользоваться этим, не пользуется.
Ты, что ищешь у мудрого пищи уму, помни: знанье — огонь, разгоняющий тьму. Знанье — корень — по каплям набравший воды, чтоб листва зеленела и зрели плоды. Не завидуй богатым, заносчивым, сытым — ведь за все расплатиться еще предстоит им. Нас, доверчивых, вечное Время обманет: поначалу усладами жизни поманит. А потом нас в могилы уложит оно, и отцов и детей уничтожит оно. Все людские страдания Время творит. В мире только оно надо всеми царит.
Афоризмы, как тесто. Чем в них меньше воды, тем они круче.
Влюблённая беременная женщина… Нет повести печальнее и гаже! Бледнея от тоски и токсикоза, Кружить по городу местами обитанья Его, и вдруг увидеть, и бежать, Бежать долой с — таких прекрасных! — глаз… (Не падать же, ей-богу, на колени!) И до утра рыданьями глухими Тревожить гладь околоплодных вод…
Наше будущее лежит на воде (на морях).
Некоторые люди оставляют впечатление не большей продолжительности, чем след весла на воде.
Речи без помыслов, люди без лиц, Жаркие споры глухих и слепцов… Слышишь? Под крики кладбищенских птиц Мертвые будят своих мертвецов. Брызнут на веки кровавой росой Вздрогнешь, прозришь и увидишь, скорбя: Вот он, последний решительный бой Каждый из множества – сам за себя. А из промозглых полесских болот Веет дыханьем библейских пустынь: В души, в сердца и в источники вод Медленно падают звезды Полынь.
Многие тени усопших заняты только тем, что лижут воды реки мёртвых, так как текут они от нас и сохраняют ещё солёный привкус наших морей. Река вздымается от отвращения, устремляется вспять и выносит их в этом отливе снова в жизнь. Они же, счастливые, поют гимны благодарения, ластясь к возмущённой реке.
Одна на свете благодать — Отдать себя, забыть, отдать И уничтожиться бесследно. Один на свете путь победный — Жить как бегущая вода: Светла, беспечна, молода, Она теснит волну волною И пребывает без труда Все той же и всегда иною, Животворящею всегда.
Только в спокойных водах вещи отражаются неискаженными.
Есть колоссальное достоинство и мудрость в том, чтобы сидеть на одном месте и смотреть на мир, и тогда в тебе все отражается, как в капле воды. Но я не думаю, что это плодотворно. Что ты выигрываешь в этом случае, то это душевный, если хотите, духовный комфорт. Человек ведь на самом деле изрядный буржуа и, по существу, стремится к комфорту. А самый главный комфорт — это комфорт убеждения и нравственной позиции. Куда, на мой взгляд, интереснее, но и опаснее дискомфорт, когда тебе никто и ничто не помогает, когда тебе не на что опереться, и если все же вообразить, что ты дерево, то поддерживают тебя не корни, но вершина, которую треплет изрядно. Говорят, дискомфорт губителен, но я воспитался на том, что читал. И мне так повезло, совпало так, что читал я Марину Ивановну и одновременно Шестова. А Шестов ужасно любил цитировать Тертуллиана: «Верую, ибо это абсурдно». И вот когда вы дочитываетесь до такого… Блажен, кто верует, тепло ему на свете. Но блаженнее, кто верует, когда ему холодно на этой земле. Мир, который начинается не в центре, а мир, начинающийся с окраин, потому что окраины — это не конец мира, но начало его. Мне кажется, эта схема ближе нашему поколению.
Я готова всю жизнь ссориться с любимой подругой и слушать от нее несправедливости и упреки в собственной мягкотелости, лени и показушности – но я знала и знаю, что она имеет на это право. Мы убьем друг друга за идею, но никогда не станем банально как-нибудь и нелепо вцепляться друг другу в волосы из-за мужика или поднимать хай из-за дурацкого стобаксового долга. И если мы когда-нибудь всё-таки поссоримся навсегда – это будет как раз тот случай, когда лучшие друзья перестанут быть друзьями, но останутся лучшими. И я буду думать о ней светло, и говорить гордо, едва зайдет речь – N? Да, мы когда-то были не разлей-вода – и всю жизнь расти и добиваться вершин, чтобы доказать ей, что я была её достойна.
Я в любви как ребёнок малый, Силой отнятый от груди. Погляди, что со мною сталось, Погоди уходить, пощади! Ничего у меня не осталось, Только тьма и тьма впереди. Пожалей хоть самую малость: Дай воды, мой жар остуди.
… Как же часто мир страдает беспамятством! Как трагично то, что он лишен дара чувствовать хитросплетение людских взаимосвязанностей! Как легко и бездумно мы бросаем ничего не значащую для нас фразу: «Чашку кофе, пожалуйста!» Мы садимся за столик, болтаем о пустяках и ничего не знаем о Лос-Ногалес, где коричневые зерна собирают люди, отдающие себе отчет в том, что в любую секунду из зарослей может простучать автоматная очередь контрас; отхлебывая глоток ароматной влаги, мы не думаем, чего стоит труд — по колено в воде, когда в горах выпадает холодная роса, как у нас в конце сентября, работают с температурой, не хватает лекарств, мало калорийной еды…
Я предложила воды одному из рабов на Стезе Страданий. Знаешь, что он сказал мне? «Позвольте мне умереть». — В могиле нет господ, Ваша милость.
Мы должны это сделать так, чтобы не выплеснуть вместе с водой и ребенка. Любые изменения в этой сфере не должны приводить к ухудшению положения военнослужащих, членов их семей и военных пенсионеров. Их право на медицинское обслуживание в лечебных учреждениях Минобороны закреплено законодательно и не может быть отменено или не обеспечено.
Мы живём не для того, чтобы только загрязнять воду и воздух. Мы все существуем для чего-то большего. Для чего — не знаю, и никогда не узнаю. Каждый из нас в отдельности — для счастья. А все вместе? Я верю, что есть Великая Цель у человечества, которую мне не дано постичь. Люди назвали эту цель Богом. Когда мы ей служим — мы счастливы, когда уходим в сторону — нас встречает Пустота.
Отшельником живу, Екатерининский канал 105. За окнами растет ромашка, клевер дикий, Из-за разбитых каменных ворот Я слышу Грузии, Азербайджана крики. Из кукурузы хлеб, прогорклая вода. Телесный храм разрушили.
В наших постмодернистских, как бы мы их не называли, обществах, мы обязаны наслаждаться. Наслаждение становится какой-то странной, извращенной обязанностью. Парадокс Колы заключается в том, что ты хочешь пить, и пьешь ее, но как всем известно, чем больше ты ее пьешь, тем больше хочется. Желание никогда не бывает лишь желанием чего-либо. Это всегда еще и желание самого желания. Желание продолжать желать. Пожалуй самое страшное для желания — это быть полностью удовлетворенным, исполненным, так что я больше ничего не желаю. Основное проявление меланхолии это утрата желаний как таковых. И нельзя в попытке вернуться в прошлую эпоху естественного потребления избавиться от этого избытка и потреблять только то, что нам действительно нужно. Например, если ты хочешь пить, ты пьешь воду, и тому подобное. Невозможно вернуться к этому. Избыток остается с нами навсегда. Так давайте выпьем Колы.
Вена — город музыки! Лишь то, что оправдывало себя до сих пор, оправдает себя и в будущем. С белого, жирного брюха Вены, набитого культурой, с треском отлетают пуговицы, и брюхо это из года в год раздувается всё чудовищней, как труп не выловленного из воды утопленника.
С грехом пополам удаётся объяснить, что Генипе <индейцу-проводнику> следует покинуть судёнышко, взобраться на лист и остановиться у средней, самой крупной из прожилок — толщиной с ногу человека. Конечно, я опасался, что мой помощник, а весит он по меньшей мере семьдесят килограммов, вот-вот провалится в воду. Но огромный лист, будто плот, построенный из крепких досок, сохранял устойчивость. И вот верёвка протянута от основания черешка до самой далекой точки на поверхности листа. Меряю её ружьём — ствол укладывается двенадцать раз. Гигантское тело королевы озёр достигает девяти метров в длину и немногим меньше в ширину. Значит, площадь листа равна восьмидесяти квадратным метрам! Да, привезти бы такой листик во Францию. Нужно сорвать его, скрутить и высушить. Вернувшись в лодку, индеец отрезает стебель и подцепляет будущий «экспонат» одним из крючьев якоря. Выходим на берег и принимаемся тянуть за другой конец веревки. Стараемся изо всех сил, и, несмотря на огромную тяжесть листа, нам все же удаётся медленно подтянуть его ближе к берегу и даже частично приподнять над водой. Однако дальше дело не идёт. Толщина зелёного гиганта с краю примерно десять сантиметров, в середине — не меньше шестидесяти. Вес, вероятно, около полутонны. Ничего не поделаешь! Придётся оставить эту идею. Я вонзаю саблю в пропитанную озёрной водой мягкую губчатую плоть и вырезаю кусок длиною около метра. Этот-то кусок мы и вытягиваем на берег и подробно рассматриваем. На кожуре глубоко сидят шипы красивого фиолетового оттенка и змеятся прожилки толщиною с верёвку.
Шли мы, шли без конца, вдруг видим три озерца — два иссохших, в третьем ни капли воды. В том озерце, которое безводно, плавают себе свободно — смотри-ка! смотри! — белые утки. Сколько их? Три — две дохлые, одна неживая.
И серое небо, и сонные воды… Вдали над берегом поник Без ветра гнущийся тростник, Как пьяный… Боже, гибнут годы!
Ещё одна книга спущена на воду.
Если блондинка с холодным взором встретит жгучего брюнета, будет много воды и пара.
Никто не устает смотреть на горящий огонь, текущую воду и работу, которую делают за тебя, так что идеальный объект для сладостного созерцания – как раз пожар.
В приёмнике было столько же шума и треска, как в ресторанном пиве воды.
В образе умерщвления представляемом посредством воды, производится уничтожение примешавшегося порока, правда, не совершенное уничтожение, но некоторое пресечение непрерывности зла.
Работа в то же самое время над небом, водой, ветвями, основанием, держит всё идущее на равной основе, не бойтесь того, чтобы положить цвет, нарисуйте великодушно и решительно, поскольку это лучшее, чтобы не потерять первое впечатление.
Огонь должен жечь! Вода должна течь!
Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои.
Я здесь живу. И здесь мне Украина. А счастье там — где есть любовь и сон, Вода в Днепре, на вид и вкус полынная, И, может, степь, мещанский граммофон…
Все это упало в улыбающийся рот унитаза. Тот запил бачком воды. Проглотил, не разжевав, не почувствовав вкуса. Как хищник.
Погружаю в воду термометр — температура в озере двадцать два градуса Цельсия. На воздухе ртуть поднимается до тридцати двух. Затем ввожу термометр в самое сердце цветка и жду около четверти часа. Невероятно: столбик поднялся до сорока шести градусов!
Причитая над закрывающимися школами и пустеющими деревнями, мы словно сожалеем, что деревенские девчата и ребята лишатся страшной своей судьбы — «черного, рабского труда». Неужели мы хотим, чтобы они всю жизнь таскали воду из колодца, топили печь дровами и в любую погоду ходили на двор за «удобствами»?
Россия — мировой лидер по совокупности важнейших показателей обеспеченности сельхозугодьями: общей площади пашни, ее распаханности, доли пашни на душу населения; добавьте сюда грандиозные запасы пресной воды. Поэтому в условиях глобального продовольственного кризиса всему нашему АПК суждено блестящее будущее.
Можешь заплакать, спокойно заплакать — кто разберёт, где вода, где слеза…
Вода и воздух чрезвычайно полезны, они прямо необходимы для существования, однако при обычных условиях за них нельзя ничего получить в обмен. Напротив, золото, хотя полезность его в сравнении с воздухом или водой очень мала, обменивается на большое количество других благ.
Управи, Царю, словес океаном — Матфеем и Лукою, Марком, Иоанном, Евангелием Твоим живых вод струями, Иже источил еси своими устами.
Багаж знаний, как и объём воды в реке, увеличивается не столько в результате случайных паводков, сколько вследствие регулярных половодий.
Его сожгла дума о постройке церкви, но денег, которые дал ему Афонюшка, хватило бы только навести фундамент.
Рыбный комплекс ничем не отличается от сельского хозяйства: там вода, здесь земля.
При непогоде житейской всего лучше сложить руки и выждать, пока буря уляжется; отступишь сейчас — победишь потом. Ручей и от ветерка замутится, и вода станет прозрачна не твоими стараниями, а когда от нее отойдешь. Нет лучшего средства от неурядиц, чем предоставить им идти своим чередом, — все как нибудь уладится.
Сравнение с китами не было преувеличением. Чудовищные создания, что, раскинув плавники-паруса и широко распахнув гигантские пасти, врезались в красную тучу, должно быть, действительно были небесными китами этого мира.
Режим Асада может исправить ситуацию буквально росчерком пера и дать этим людям возможность есть, пить воду, получить доступ к лекарствам.
Если, возвратясь ночью домой, ты по ошибке выпил вместо воды проявитель, выпей и закрепитель, иначе дело не будет доведено до конца.
К сожалению, нет подключения технологических систем к постоянным источникам электроэнергии, тепла и воды.
Пришла кастальских вод напиться обезьяна.
Мерзавцы комары забра́лися под полог И искусали мне все руки и лицо. Прохлады нет нигде, в пруду вода как щёлок, Томлёный выхожу на заднее крыльцо…
Многие годы, на самом деле большую часть своей сознательной жизни, я осторожно скользила над подземными водами скуки и отчаянья, от которых меня отделял лишь тонкий слой воображения. Остановись я слишком надолго, поддайся желанию передохнуть, я бы провалилась. Поэтому я делала сережки, ходила в клубы и в кино, перекрашивала волосы.
Вы напишите, что я пью водку… отпивает из стаканчика минеральную воду.
Я иду по весенней воде.
После трех рюмок коньяку француз переходит на минеральную воду, а русский на «ты.»
Человечность, точно поток чистой и благородной воды, оплодотворяет низины; он держится на известном уровне, оставляя сухими бесплодные скалы, вредящие полям своей тенью или грозными обвалами.
Кто живёт дольше? Человек, который два года принимает героин и умирает, или человек, который на ростбифе, воде и картофеле дотягивает до 95 лет? Один проживает свои 24 месяца в вечности. А все годы поедателя говядины проведены внутри временных рамок.
Я и раньше снимался под водой. Но в данном случае мы хотели создать напряженный подводный эпизод без прерываний и монтажа. Таким образом, эта сцена действительно получилась интересной.
Марс, в общем-то, на той же самой орбите… Марс примерно на той же дистанции от Солнца, что очень важно. Мы видели фотографии, где есть каналы, и мы считаем, вода. А где вода, там и кислород. А если кислород, значит, мы можем дышать.
Чем больше в книге воды, тем она глубже.
Кто любит, тот не спрашивает, что делать! Он идет и делает всё. Он плачет, он кусается, он душит врага и кости ломает у него! Кто любит! Когда твой сын утопает, разве ты идешь в город и спрашиваешь прохожих: «Что мне делать? Мой сын утопает!» — а не бросаешься сам в воду и не тонешь рядом с сыном? Кто любит!
То, что говорит женщина любящему её человеку, писано на ветре и быстротекущей воде.
Слёзы женщины — это струи Леты, дающие забвение, пьянящее вино, очищающая купель, ров, заполненный водой для защиты от врагов, родник, где тщеславная женщина, как в зеркале, ищет отражение своих добродетелей, наконец, просто вода.
ГОСТ определял ее как смесь воды, растворенного газа, песка и жидких углеводородов, добываемую из скважины. Я демонстрировал суду и этот ГОСТ, и эту жидкость, был большой скандал, о нем много писали и говорили. Но в так называемом приговоре суд предпочел ничего этого «не заметить.»
Тот, кто до конца постигнет каплю воды, постигнет и тайны космоса.
Чтобы дойти до источника и напиться воды, не нужно называть себя «водистом», нужно всего лишь сделать первый шаг вперёд, а потом уже ноги и инстинкт доведут сами.
На кисло-зелёной воде.
Банда Ельцина прячет на Кавказе концы в воду.
Человеку нужен цвет, чтобы жить, это подобно тому, как необходимы такие элементы как огонь и вода.
Если уж набрал в рот воды, то, по крайней мере, никого потом не оплёвывай.
О, верю! Мы повсюду бросим сети, Средь мировых неистощимых вод. Пред будущим теперь мы только дети. Он — наш, он — наш, лазурный небосвод!
Не жди, пока вода подойдет к горлу, уходи заранее; зрелым размышлением предотвращай жестокость ударов.
Над волосами, словно скала из воды, возвышалась бледная плешь. Из ушей рос пух, такой длинный, что в нём могла запутаться муха.
Нет беднее и в самом аде, как болеть в самых внутренностях, а самые темные внутренности есть то бездна дум наших, вод всех шире и небес.
В селениях, которых немало на склонах гор Рила и Пирин, местные жители испокон веков исцеляются от различных хворей «серебряной» водой, бьющей из родников. Некоторые родники образуют целые «серебряные» ручьи, несущие здоровье, бодрость и вторую молодость каждому, кто погружает свое тело в их воды.
Папа стал настоящим фанатом прыжков в воду.
Практической выгоды от всех этих изобретений не было. Вот только на спичках получалась экономия. Дело в том, что Сергей открыл способ превращать воду в бензин. А так как он много курил, то, приобретя зажигалку, стал заправлять её своим бензином. В общем-то жизнь его текла не очень радостно.
…Мы единодушно решили драться до последней крайности, и если будет сбит рангоут или в трюме вода прибудет до невозможности откачиваться, то, свалившись с каким нибудь кораблем, тот, кто ещё в живых из офицеров, выстрелом из пистолета должен зажечь крюйткамеру.
― Он, как чистый спирт в девяносто градусов; его, чтоб пить, надо ещё во как водой разбавить! Но Брюсов, помилуйте!
О пользе голодания: «Да, сегодня первый день Великого поста, сегодня вообще ничего нельзя потреблять. Это, конечно, по монастырскому уставу. Сегодня целый день я пил только воду. Позволил себе только несколько чашек чаю. Это нужно! Свою плоть надо истязать.»
Чтобы холодная вода превратилась в горячую, ее нужно подогреть. Понятно. Для этого нужен газ. Состояние с газом… Мы ждем когда нам дадут газ, газа нет.
Женщина выходит замуж за поэта, но, став его женой, она прежде всего замечает, что он забывает спускать воду в туалете.
Если море и не переливается через край, так это только потому, что Провидение позаботилось снабдить океанские воды губками.
Потерпевший кораблекрушение и тихой воды страшится.
Взгляд ледниковый в сумраке сводов чернее вод, что Хели кровь заменяют.
Стакан с водой запотевал росой, роса сбегала на салфетку, оставляя там подмигивающие мордочки. Неаполитанское утро до десяти – свежо и резво, после – размерено и томно, как летнее море. Размятое тренировками тело лениво и тяжело, ветерок приятен, а внимание девушек слегка щекочет эго. Мягкий, мятный, банановый рай. Рай в кредит.
Кто верит, того не сбить, не расшатать в его вере никакими людскими «доказательствами», тот пойдёт по воде, и не переубедить его, что сила тяги тела потянет его на дно.
На Марсе недавно обнаружили какие-то остатки пара, который раньше был водой. Можно предположить, что когда-то и на Марсе существовала цивилизация. Марс очень похож на Землю. У него даже скорости вращения вокруг Солнца и вокруг своей оси схожи с земной. Так вот, недавно я с лупой рассматривал фотографию мёртвой планеты, которую послал американский аппарат с Марса. И мне показалось [смеётся], что на одной из марсианских скал я различил три буковки: МВФ.
…Не могу не упомянуть также в связи с этим сеанс мадам Д’Эсперанс, главными гостями которого были царский советник Александр Н. Аксаков и профессор Бутлеров из Санкт-Петербургского университета, когда в графине с водой внезапно материализовалась золотая лилия в идеальном состоянии с одиннадцатью распустившимися цветками. От основания до кончика стебля было ни много, ни мало 7 футов. Медиум заявила, что цветок находился в комнате уже в тот момент, когда гости туда вошли, — просто он оставался для них невидимым. Более того, объект был «готов к реинтеграции» за полчаса до проявления в пространстве. После того, как профессор Бутлеров сфотографировал золотистую лилию, «Иоланда» (дух, помогавший мадам Д’Эсперанс) попыталась забрать аппорт с собой. Сделать этого она не смогла, отчего пришла в полное отчаяние. «Иоланда» попросила присутствующих оставить цветок в темноте и подождать, пока она не вернётся, чтобы забрать его. Семь дней спустя в ходе следующего заседания цветок исчез — так же внезапно, как появился. В 9 часов 30 минут он появился в середине круга, образованного присутствующими. Также в 9-30 ровно через неделю пропал бесследно.
Я не хочу, не желаю оставаться доле безвольным и бессильным зрителем вымирания низов, хочу наверное знать, что при каких бы то ни было обстоятельствах, при каких бы то ни было условиях, через 10 лет в столице русского Царя будет, наконец, чистая вода и мы не будем гнить в своих собственных нечистотах. Я не поверю и никто мне не докажет, что тут необходимо считаться с чувством какой-то деликатности по отношению к городскому управлению, что тут может существовать опасение обидеть людей или оскорбить идеи. Я прошу вас выразить вашу твердую волю, имея ввиду не только один Петербург, — нет, это необходимо и по отношению ко всей России. […] Правительство просит вас довести дело до конца, просит вас подчеркнуть непреклонность вашего решения, памятуя, конечно, не о самолюбии тех или других деятелей, а о простом бедном рабочем люде, который живет или скорее гибнет в самых невозможных условиях и о котором, под названием пролетариата, здесь принято вспоминать, главным образом, как о козыре в политической игре.
Я не хочу, не желаю оставаться доле безвольным и бессильным зрителем вымирания низов, хочу наверное знать, что при каких бы то ни было обстоятельствах, при каких бы то ни было условиях, через 10 лет в столице русского Царя будет, наконец, чистая вода и мы не будем гнить в своих собственных нечистотах. Я не поверю и никто мне не докажет, что тут необходимо считаться с чувством какой-то деликатности по отношению к городскому управлению, что тут может существовать опасение обидеть людей или оскорбить идеи. Я прошу вас выразить вашу твердую волю, имея ввиду не только один Петербург, — нет, это необходимо и по отношению ко всей России. […] Правительство просит вас довести дело до конца, просит вас подчеркнуть непреклонность вашего решения, памятуя, конечно, не о самолюбии тех или других деятелей, а о простом бедном рабочем люде, который живет или скорее гибнет в самых невозможных условиях и о котором, под названием пролетариата, здесь принято вспоминать, главным образом, как о козыре в политической игре.
Что же за понятие бездна? Это множество воды, в котором невозможно достать нижнего предела.
Только захворав, мы отдаем себе отчет, что живем не одни, но прикованные к существу из иного царства, отделенному от нас целыми безднами, существу, которое нас не знает и открыться которому невозможно: к нашему телу. Встретившись на большой дороге с самым свирепым разбойником, мы на худой конец можем тронуть его если не нашей бедой, то обращением к его личной выгоде. Но просить жалости у нашего тела это все равно, что держать речь перед осьминогом, для которого слова наши имеют не больше смысла, чем шум воды… * Серый день, падавший как мелкий дождь, безостановочно ткал прозрачные сетки, которые как будто серебрили разряженных по-воскресному гуляющих.
Какова Земля в сравнении с географической картой, таково и христианское понимание мира в сравнении с кабинетной философией. Это правда: иногда карта выглядит красочнее и красивее Земли, но и на самой приукрашенной карте никогда не вырастет пшеница и не забьет чистая родниковая вода.
Вопрос о снабжении водой Москвы был тогда самым острым вопросом. Река Москва, давшая своё имя Великому мировому городу ― Москве, не сумела напоить водой гигантски выросший город; если даже выпить всю Москва-реку до дна, то и при этом она не удовлетворила бы выросшие потребности. Существовавшие проекты постройки ряда запруд на Москва-реке, на реках Истра, Руза и так далее были хотя и хорошими, но заплатами, не дававшими полного разрешения проблемы водоснабжения, не говоря уже о транспорте. Наиболее серьёзным было предложение о постройке плотины по реке Истре. Его мы и начали осуществлять ещё до канала Москва―Волга.
Вижу, что линия воды немного голубее, смотрю туда: неба на море больше нет. Кажется, словно Создатель обо мне забыл, нет, я не ошибаюсь, солнце играет — это обман.
Что касается следующих путем Истины, таких как Фузайл ибн Ийяз, Ибрагим ибн Адхам, Абу Сулейман Дарани, Маруф аль-Курхи, Сирри ас-Сакти, Джунайд аль-Мухаммад и других из прежних, а также подобных Абдуль-Кадиру аль-Джилани, шейху Хамалу, шейху Абуль-Баяну и другим из последних, то они не позволяют мюриду, даже если он способен летать, ходить по поверхности воды, выходить за рамки велений и запретов шариата. Он обязан совершать только дозволенное, отрекаться от запретного до самой смерти, и это истина, на которую указывают Коран, сунна и единодушное мнение праведных предков (иджма). Подобное в их изречениях встречается часто.
Мы увидали ровный, сильно удлинённый четырёхугольник, довольно большой, больше двора. Он был похож на сад, потому что кругом вились лабиринтом узкие песчаные дорожки. Одна шла вдоль ограды, другая, пошире, к заколоченной террасе дома. Ограда везде была ровная, глухая, сплошная, только в левой стороне, ближе к дому, чернела дверка, в которую мы вошли. Недалеко от ограды была врыта в землю каменная цистерна, в ней, пониже сырой зелени на боках, тяжело лежала тинная вода. В саду не было ни деревьев, ни обычных цветов: вдоль всей ограды, и по бокам других дорожек, и около цистерны стояли громадные зеленоватые кадки с железными обручами. Из кадок шли, корчась, коробясь, виясь по песку или торча вверх, мясистые члены бесконечных кактусов. Я видел небольшие кактусы прежде и никогда не верил, что они — растение.
Как поношение ближних обращается наперед на самих поносителей, так и добро, сделанное ближним, доставляет наперед радость самим делающим. Делающий добро и зло непременно сам первый испытывает то и другое: как вода, истекающая из источника, горькая и вкусная, и наполняет сосуды приходящих, и не уменьшает производящего ее источника, так точно зло и добро, от кого происходит, того и радует или губит.
Когда проспишься, когда похмелье придавит, поступай, как московские водители автобусов: чайная ложка нашатырного спирта на стакан воды. Выпил ― и похмелился, вовремя к остановкам подъезжаешь.
Молодые поэты льют много воды в свои чернила.
Ничто, я полагаю, так не наполнено жизнью под микроскопом, как капля воды из стоячей лужи.
Я вижу атлантов. Это высокие и сильные люди. Женщины — в серебристых одеяниях. Мужчины — в алых. Лица загорелые и обветренные. Но это не темнокожие. Они возводят храмы. Строят города, гавани и быстроходные лодки. Роют каналы. Плавят металлы. Управляют своей внутренней энергией. Передают мысли на расстоянии. А вот на лицах тревога. Ужас… Но вождь их спокоен. Говорит… Что?.. Не слышно… Слова растворяются во глубине вселенной. В пучине вод. В дебрях Амазонки.
Чем они могут из космоса напугать, когда у нас и так везде эпицентр? Говорят, из воздуха, которым дышим, можно добывать полезные ископаемые. В воде саженками, кроме кишечных палочек, никто не плавает! В овощах, извини за прямоту, пестициды! Да ещё парниковый эффект. Дети как в парнике созревают и в шестом классе могут плодоносить! Так нам ли их СОИ бояться?! Когда мы сами себя не боимся!
У самой воды на клетчатом одеяле лежала Фаина. Её силуэт напоминал географические очертания Конго.
Высокая и прекрасная литература — это вино, а моя — только вода; но всем нравится вода.
Историю делали очень немногие, а все остальные тем временем пахали землю и таскали ведрами воду.
Начинается как шум в животе прятать в мутной воде вынурнуть в колыбельку и насать по маленьку в панельку прятки с отцом горячо холодно.
Если разобраться, холодная вода все равно, что горячая. Только она остывшая. (из монолога «Лифт»)
Воздух, вода и земля — три тела, которые имеют в себе азот.
Вы только подумайте, до чего коварно море: самые жуткие существа проплывают под водой почти незаметные, предательски прячась под божественной синевой. А как блистательно красивы бывают порой свирепейшие из его обитателей, например, акула, во всем совершенстве своего облика. Подумайте также о кровожадности, царящей в море, ведь все его обитатели охотятся друг за другом и от сотворения мира ведут между собой кровавую войну.
Я считаю, что он [Владимир Путин] проблема для всех нас, но не считаю его своим врагом. Вообще не думаю, что у кого-то должны быть личные враги. Почему я для него враг? Потому что я символ непокорности. Все знают, что он хотел брать Тбилиси в 2008 году, знает Саркози, я знаю… Я символ того, что он не смог осуществить в 2008-м. И еще гуляю здесь, в Украине, воду мучу. Сажая, арестовывая Навального и его сподвижников, он видит меня; навешивая сроки оппозиционерам, думает, что спасается от угрозы, которую олицетворяю я. Непокорность для него — это катастрофа.
На Минеральных Водах он пил только кахетинское, а вернувшись, жаловался, что воды ему не помогли.
Размышление и вода навечно неотделимы друг от друга.
Марксизм внутри мышления XIX века всё равно что рыба в воде; во всяком другом месте ему нечем дышать.
Когда любишь, не хочешь пить другой воды, кроме той, которую находишь в любимом источнике. Верность в таком случае — вещь естественная. В браке без любви менее чем через два месяца вода источника становится горькой.
Писательство — это как рытьё ямы: чем глубже копаешь, тем больше воды.
Знаешь, вчера вечером я почувствовал себя рабочим из черного от копоти предместья, который вдруг увидел перед собой луг и ручей с белыми камешками. Я тут же зажмурил глаза, чтобы сберечь чудесное виденье. Свежий мой ручеек с белыми камешками, поющая вода, моя любимая…
Жизнь мне напоминает большой бассейн. Когда погружаешься в воду, ты еще не знаешь насколько там глубоко.
Тело человека на шестьдесят процентов состоит из воды. А жизнь – так и на все девяносто девять.
Негоже уподобляться Нарциссу, склонившись над фотографией; даже воде нельзя доверять; глаза любящего — вот единственно надёжное зеркало.
Если человек говорит правду, рано или поздно его выведут на чистую воду.
Неважно, наполовину пуст стакан или наполовину полон. Главное, что воду в него наливаете именно вы.
Моясь однажды в бане, Демонакт никак не мог решиться зайти в горячую воду. Кто-то стал yпрекать его в трусости.
Самые богатые страны должны платить, чтобы искоренить бедность во всём мире и приобщить весь мир к потреблению лишь полезных вещей. Это просто нелепо, как много мы тратим впустую и как много бесполезных вещей мы производим, чтобы тут же привести их в негодность, когда где-то на другом конце Земли женщины должны пройти пять километров, чтобы добыть немного пресной воды.
Годы, люди и народы Убегают навсегда, Как текучая вода. В гибком зеркале природы Звезды — невод, рыбы — мы, Боги — призраки у тьмы.
Полнота счастья: жить в мирные времена среди гор и вод под управлением бескорыстного начальника, иметь достаток в доме, умную жену и талантливых детей; иметь время читать книги; иметь время помогать людям; обладать достаточной ученостью, чтобы писать книги; быть избавленным от обязанности выслушивать споры; иметь знающих и верных друзей.
Один несправедливый приговор влечет больше бедствия, чем многие преступления, совершенные частными людьми; последние портят только ручьи, только одинокие струи воды, тогда как несправедливый судья портит самый источник.
Шанс всегда могуч. Пусть ваш крючок будет всегда заброшен в воду, а рыба будет там, где вы меньше всего её ожидаете.
Общественность покупает свои мнения так же, как покупают мясо и молоко, потому что это дешевле, чем держать собственную корову. Только тут молоко состоит в основном из воды.
Язык — это брод через реку времени, он ведет нас к жилищу ушедших; Но туда не сможет прийти тот, кто боится глубокой воды.
Никогда не бойтесь смешного, и если видите человека в глупом положении: 1) постарайтесь его из него извлечь, если же невозможно — прыгайте в него к нему как в воду, вдвоём глупое положение делится пополам: по половинке на каждого — или же, на худой конец — не видьте его.
Если град мелкий, нужно бросить в окно щепоть каменной соли — чтобы она превратила лёд в воду. Если крупный — нужно провести градиной по запястью младенца. Потому что если град, значит Бог сердится на людей. И единственное, что может растопить его сердце — прикосновение младенца.
Мудрец не должен останавливаться в городе, в котором нет пяти вещей: во-первых, справедливого государя, строгого и властного правителя; во-вторых, проточных вод и тучных земель; в-третьих, ученых, обладающих практическими знаниями и наделенных умеренностью; в-четвертых, искусных и сострадательных лекарей; в-пятых, щедрых благотворителей.
Растеряв в бурных водах житейского моря иллюзии детства и юности, человек принимает решение — жить, руководствуясь только умом, здравым смыслом и собственным опытом. В сочетании с волей, способной заставить его исполнять каждодневно такое решение, — это и есть искусство жить…
Петербург надо любить как минимум затем, чтобы он не утонул. Он очень легко разрушается. Город построен на болоте, у города есть пророчества, город ненавидят. Он в любой момент может уйти под воду.
Кровь – не вода.
Когда вода прибывает, появляются дамбы. Когда тыква созревает, опадают листья. В этих словах — весь смысл жизни.
Мой друг, я называю тебя своим братом. Ты знаешь, это не кровное родство, кровь гуще воды, но твое тело уже имеет всю кровь, которая ему необходима. Ты всегда будешь нуждаться в воде.
Лежу и лежу,
Лежу неподвижно
На мелководье в теплой воде.
Плывет и плывет,
Плывет непрерывно
Над теплой водою легкий туман.
Вода ассоциируется с покоем и безмятежностью, но порой она несет с собой бури и цунами.
Скопилась застоявшаяся вода. Я любила смотреть, как такая вода разом превращается в поток. Она проделывает себе путь, освобождается и течет. Заточенная в застое сила взрывается и приводит всё в движение.
Когда к старцу Кириллу Павлову пришли и стали говорить, что сейчас очень много людей в храмах и можно надеяться, что вера в народе стала укрепляться, отец Кирилл сказал набрать полное ведро воды. Когда его набрали он сказал: «Это количество людей которые сейчас ходят в храмы». Потом он сказал эту воду вылить… И когда вылили, обратно стекло три капли. Он сказал: «Это те кто спасается сейчас». На недоумение он ответил: «Большинство людей ходят в храм со словом — дай. Дай здоровье Господи, дай финансовое благополучие, дай семью, дай детей. Очень мало кто приходит в храм со словами — Прости Господи! Прости, что грешил; прости, что не любил; прости, что забыл тебя. И к сожалению большинство этих слов так и не произносят. Ходя долгие годы в храмы они не понимают, что в храм должен приходить кающийся грешник с покаянным лицом, а не мнимый праведник, который делает одолжение Богу, что он в храме находится.»
Что в воде восхищало Блума, водолюба, водочерпия водоноса, когда он возвращался к плите? Ее универсальность; демократическое равенство и верность своей природе и стремление к собственному уровню; обширность ее океанов, ее непромеренная глубина.
Вода привычна только для лягушек, рыб и уток, но никак не для людей; по аптечному обазцу на графинах с водой следовало бы писать: «Для наружного употребления».
Теперь он полностью владел своими чувствами. Они даже были необычайно обострены и восприимчивы. Страшное потрясение, перенесенное его организмом, так усилило и утончило их, что они отмечали то, что раньше было им недоступно. Он ощущал лицом набегающую рябь и по очереди различал звук каждого толчка воды. Он смотрел на лесистый берег, видел отдельно каждое дерево, каждый листик и жилки на нем, все вплоть до насекомых в листве — цикад, мух с блестящими спинками, серых пауков, протягивающих свою паутину от ветки к ветке. Он видел все цвета радуги в капельках росы на миллионах травинок. Жужжание мошкары, плясавшей над водоворотами, трепетание крылышек стрекоз, удары лапок жука-плавунца, похожего на лодку, приподнятую веслами, — все это было внятной музыкой. Рыбешка скользнула у самых его глаз, и он услышал шум рассекаемой ею воды.
Вода идёт на пользу. Помогает отвлечься.
— Я проклинаю каждое мгновение, находясь на воде. Желай Господь видеть меня в море, сделал бы меня рыбой.
— Или даном.
Morphling, залить бы тебя в мензурку.
Там, внизу, темным-темно, — сказал он. — Следуй за пузырьками, они выведут на поверхность. А уж тогда — плыви что есть мочи!
Вспоминаются его слова: сначала ноги… носочки как у балерины… руки в замок… и входишь чистенько.
Если утопишь зеркало в воде, то тогда поймешь, что вода появилась из зеркал.
— Наберите мне ванну. Пускай вода будет чистой, я не хочу купаться в чужой грязи.
— Чистая вода оплачивается отдельно, мадам. За полотенца лучше не спрашивайте.
— Вы обращаетесь ко мне, месье?
— Нет, если только вы не мадам.
С момента рождения ты обретаешь годичные кольца жизни, подобно тому как расходятся круги по воде, все шире и шире, до тех пор, пока не достигнут состояния покоя.
Старик не любил кино и театр, но мог часами смотреть на текущую воду и горящий огонь.
Сколько воду ни пить, а пьяным не быть.
Вода, водичка, ты – лекарство,
Моё спасенье и мечта.
А медицина – это хулиганство,
Всем правит бизнес, вот беда!
Ученый человек присутствовал за пиршественным столом среди гостей, упивавшихся медом и молоком. И он сказал слугам:
— Принесите мне такой напиток, за который человек готов душу отдать, если этот напиток отсутствует, но который мы небрежно проливаем, если его имеется вдоволь.
Он намекал на воду.
Упоенный азартом схватки с водой, он входил в озеро все глубже и глубже и чувствовал, как мягко вода встречала его колени, как она обтекала его и смыкалась за ним, ласковая, уступчивая, нежная и ненасытная. Он воспринял ее игру как проявление какого-то загадочного единения и впадал во все возрастающий экстаз: избыток чувств распирал его, подбрасывал вверх, выражая себя в словах, которые вырвались из глубины души как зов и вскрик: «О… вода… Ты женщина… в тебе… все… все…»
В городе Пелле Стратоник подошел к колодцу и спросил, можно ли пить здешнюю воду. «Да мы-то пьем», — отвечали водоносы. «Стало быть, нельзя», — сказал Стратоник, потому что водоносы были бледные и худые.
Не вкуси… Не вкусишь ты боль мою…
Не уви… не увидишь на краю…
Камешком убегу на дно воды,
Листьями закачаюсь резеды…
Вот представьте стакан. Вода, которую вы в него заливаете — это ваши знания. Постепенно, когда стакан наполняется, через его края начинают выливаться ваши упущенные возможности. Это приводит к недовольству, потере надежды, а в последствии к отчаянию и смирению. Смирению с тем, что ничего нельзя изменить и всё, что происходит вокруг — нам неподвластно.
Вода грубая, нежное электричество.
Если что-то преграждает русло, поток воды не останавливается: он огибает препятствие или же смывает его. Если препятствие кажется непреодолимым, вода просачивается в мельчайшие щели и продолжает свой путь.
Каспийскому морю не хватает воды! Оно задыхается от жажды! Море, которое тысячелетиями кормило и одевало целые народы, сегодня с надеждой обращается к людям. Огромное море может превратиться в небольшое соленое озеро; Такие примеры уже есть. Соленое озеро Чад в Африке когда-то было, как и наш Каспий, величавым морем. Да-с, молодые мои друзья, Каспий взывает о помощи, и мы должны ему помочь…
Как хорошо,
Когда, созерцая в тиши
Горы и воды,
Неизменно милые сердцу,
По знакомой тропе пройдешься.
Предрассветной порой,
в кухню дверь приоткрыв, замечаю
отраженный в воде
тусклый отблеск лунного света
на соцветиях вишни вешней…
Человек похож на текучую воду: как только она замутится,
ее дна не увидишь,
а дно реки полно жемчугов и кораллов.
Осторожно, не мути, он чист и прозрачен.
Душа человека похожа на воздух: как только смешается с пылью,
она становится завесой неба, мешает лицезреть солнце;
но когда пыль исчезнет, воздух станет ясным и прозрачным.
Гляделась в зеркало, казалось,
Но отражение – не моё..
Ты – татэмаэ, мы – полярность.
В тебе – вода, во мне – огонь.
Вода исцеляет.
Я переворачиваюсь на спину и лежу на воде, раскинув руки и ноги, блаженно прищурив глаза от слепящего солнца. Надо мной — сверкающая синева неба, подо мной — сверкающая синева моря.
Мудрость подобна воде: она питает все сущее и отражает истину.
Огонь — это жар в твоей крови в разгар боя, кинетическая энергия, заставляющая сердце биться быстрее. Вода — это поток силы от мышц к твоей мишени, она поднимается от земли к талии и рукам. Воздух — это дыхание, которое поддерживает в тебе жизнь. Земля — это то, как крепко ты стоишь на ногах. А металл — твое оружие. Хороший боец поддерживает равновесие всех пяти субстанций. Если сумеешь одинаково умело контролировать все пять, то будешь неудержимой.
Таят на лунах вода, а в облаках горит луна.
У меня нет повода, завтра проснуться.
Люди, с которыми ты прошёл огонь и воду, не всегда выдерживают медные трубы твоей славы.
Способ продвижения воды – это предварительное заполнение всех рытвин и канав, встречающихся на пути, а уж потом дальнейшее продвижение вперед.
— Тереза, мы только попрощаться. Зачем ты надела жилет?
— Нужен. Мы на воде. Если бы люди рождались в воде, то природа дала бы им это [показывает на жилет].
— Но, мам, у тебя куча наград по плаванию.
— Я плавала так быстро… Чтобы скорее выбраться!
Потоп — знаменитый первый опыт водного крещения, который смыл грехи (и грешников) с лица земли.
… я постарел на десять лет, так что воды в буквальном смысле слова утекло немало. Но, несмотря на все это, река ни капельки не изменилась – какая была, такая и осталась. Все так же бесшумно она несла свои воды…
— Стакан воды?
— Я не пью воду, в ней рыбы трахаются.
Я впервые задумался: не дохрена ли мы платим за воду питьевую в бутылках? Я недавно видел в магазине, бутылочка воды пол-литровая стоила 500 рублей. Я говорю: почему так дорого? Мне в ответ: «Эту воду привезли из Франции». <…> По-моему, это очень странно для страны, у которой на территории есть больше ста тысяч пресных рек покупать воду во Франции. Ну если только это не какой-то политический план по обезвоживанию Европы. Мол, мы сначала выпьем всю их воду, а Байкал на трогайте, это на Новый год пускай стоит нам.
Судя по ветру, скоро пойдёт дождь. Дождь — это хорошо, он немного очистит океан. Кто знает, может и рыба однажды вернётся.
Участь почв и участь воды тесно связаны, зависят друг от друга, потому что рано или поздно то, что находится в почве, уносится реками и подпочвенными водами в моря.
— Ну-ка стоп! Ты что делаешь?! Цветы нужно поливать отстойной водой!
— Так наш Горводоканал любезно предоставляет нам такую воду! Более отстойней воды я нигде не видел ещё.
Наша литература села на мель, как корабль, из-под которого ушла вода, по которой когда-то плавал с надутыми парусами.
Но, но, но я боюсь воды!
Эй, эй, смотрите, мужики,
Меня укачивает, даже когда я смотрю телек!
Заповеди нарушать не решались, пришлось превращать воду в вино.
Солнце взошло. Его яркие лучи разлились над болотом, проникая в грязь, осушая саванну. В них была радость утра, свежесть растений. Вода казалась теперь более легкой, менее вероломной и опасной. Она серебрилась среди медно-ржавых островов; она покрывалась легкой зыбью из малахита и жемчуга, она расстилала чешую из слюды. Сквозь заросли ивы и ольхи доносился ее тонкий запах.
— Вы не любите жить у воды?
— Нет если она воняет, и нет средств, чтобы плыть по ней.
День за днем, за годом год утекают как вода.
Все, что было, то прошло, и не будет никогда.
Потом — отель «Европа» и душ, так славно венчающий любое путешествие неспешным диалогом мыла и тишины.
Эта вода была самой вкусной, какую я когда-либо пил. Или, возможно, я просто начал больше ценить окружающий мир. Да. Мир — это на самом деле совершенно потрясающее место, и я являюсь его неотъемлемой частью.
В пустыне вода, как сокровище, ты несешь ее, как имя своей возлюбленной, в ладонях, подносишь к губам… и пьешь пустоту… Женщина в Каире выскальзывает из кровати и перегибается через окно, подставляя дождю свое обнаженное белое тело…
Мутная вода зеркала не заменит.
Вода
Благославила
Литься!
Она
Блистала
Столь чиста,
Что ни напиться,
Ни умыться,
И это было неспроста.
Ей
Не хватало
Ивы, тала
И горечи цветущих лоз.
Ей
Водорослей не хватало
И рыбы, жирной от стрекоз.
Ей
Не хватало быть волнистой,
Ей не хватало течь везде.
Ей жизни не хватало —
Чистой,
Дистиллированной
Воде!
Воде никогда нельзя доверять, в ней нет ничего надёжного и безопасного.
Когда-то плавание было для меня всем. Но после встречи с тобой я тут же утонула в реке любви. И даже сходила с ума от этой любви. Было время, когда я хотела отказаться и от любви, и от плавания. Но сейчас я не сдамся. Смотри на меня. Однажды ты сказал, что нравлюсь тебе, когда я в воде. Пожалуйста, полюби меня ещё сильнее. И тогда между двумя людьми вспыхнет сумасшедшая любовь, которая будет безгранично сильна и которую ничто и никогда не разрушит.
Воды всех морей не хватило бы на то, чтобы смыть хоть одну каплю интеллектуальной крови.
Законодатели моды в общаге не брились, не мылись, надевали грязные свитера прямо на голое тело. Опрятные ребята вроде Менестреля были чуть ли не на подозрении, как носители буржуазного и контрреволюционного духа. Забавно, что такие простые вещи, как вода и мыло, возводятся в ранг жизненной философии.
В некоторых странах люди настолько бедны, что не могут позволить себе питьевую воду. В моей стране есть публичные фонтаны с чистой водой, куда люди бросают ненужные им деньги.
Поднимался прилив. Тюльпановый Голландец обернулся к океану:
— Разлучник, воссоединитель, отравитель, укрыватель, разоблачитель, набегает и отступает, унося все с собой!
— И что это? — спросила я.
— Вода, — ответил Голландец. — И время.
Питер ван Хутен. Царский недуг.
Апрель с водой, а май с травой.
Мой друг, я называю тебя своим братом. Ты знаешь, это не кровное родство, кровь гуще воды, но твое тело уже имеет всю кровь, которая ему необходима. Ты всегда будешь нуждаться в воде.
Между водой и женским началом существует явное сообщничество, как между мужским началом и огнём.
Вода не имеет формы. И что вышло из воды, в неё же и вернётся.
— Чем я могу вам помочь, мэм?
— Я бы хотела немного воды.
— Воды? Видите ли, вода здесь нечистая и уже очень давно.
— Значит, вы никогда не моетесь?
— Конечно, моемся.
— Тогда мне придется привыкнуть к местным условиям.
— Конечно. У меня есть ванная, и вам очень повезло: в ней помылись всего лишь трое.
— Все вместе или по очереди?
Когда-то в горной речке водилась форель. Было видно, как рыбы стоят в янтарной воде, а течение медленно покачивает их плавники с дрожащими белыми каемками. Рыбины оставляли на руках запах тины. Гладкие, мускулистые, напряжённые. На спинах — замысловатые узоры. Карты зарождающегося мира. Карты и запутанные лабиринты. То, что назад не вернуть. И никогда уже не исправить. В глубоких впадинах, где прятались рыбы, всё дышало древностью и тайгой. А человечество ещё только делало свои первые шаги…
А это что, не вода? Хошь пей, хошь стирай!
Под лежачий камень вода не течет.
Высшая добродетель подобна воде. Вода приносит пользу всем существам и не борется. Она находится там, где люди не желали бы быть.
– Я не могу работать в таких условиях. Где мое вино?
– Может, попьешь воды для разнообразия?
– Вода – это скучно.
До чего я ненавижу воду, особенно мокрую!
Люди будут бояться огня, пока не станут водой.
Воду не остановить. Она вечна. Всегда возвращается. Вода точит горы и питает новую жизнь. Огонь же гаснет.
В бесконечном потоке красок,
Запахов, света…
Что бы я ни отдала,
Чтобы жить
Вне этих вод!
Что бы я ни заплатила,
Чтоб провести день
На теплом песке?
Я шел по мосткам, и вдруг –
Там, в глубине потока,
Сквозят водяные цветы.
Слёзы — тающей души родниковая капель!
Слезы наши — со вкусом горечи душевная вода.
Вода не просачивалась сквозь стену, она струилась вниз. В этом вода схожа с трусостью и иными пороками – все время стремится ниже и ниже, пытаясь достичь дна.
— Примостись, тут будет очень важная военная база: тут танковая, там ракетная, ну а где-то здесь — военно-морская.
— Ой, да тут же, воды нету, ааай [падает в обморок]…
— Что значит «нету воды»? Будет!
Из ладоней моих
стекают и падают капли,
чистый ключ возмутив, –
так, с душою неутоленной,
суждено нам, увы, расстаться!..
— Страх испытывает добыча!
— Так не будь добычей воды!
Не советовал бы из этой лужицы пить. Козлёночком, может, и не станешь, а вот ослом с дизентерией — запросто!
Невероятно, как вода наполняет тебя энергией, когда ты испытываешь невыносимую жажду.
Я глубоко вдохнула запах роз. Садовник поливает их каждое утро, тогда как половина жителей Кабула ходят за водой на колодец. Ради обыкновенной розы самый мужественный мужчина готов забыть о своем мужестве. Это значит, что мы все еще умеем жить. Находить такие вот радости на самом дне жизни!
— Вода — это не просто вода.
— Это кровь. Живая кровь земли.
Дай мне вылиться подсоленной водой в тротуароглазое безлюбие.
Хочется очень, чтобы жизнь стала наша — родниковой воды всегда полная чаша.
Осушены давно пруды лесные,
И речки многие упрятаны в бетон.
Живут сейчас на суше водяные,
Теперь для них навек сухой закон.
Не мути водой: случится черпать.
Бледный диск ночного светила, отражался в темной глади воды, в центре не большого озера. Рядом грустно мигали звезды. Мерно покачивались редкие камыши, растущие по берегам. Теплый ветерок играл листвой на кронах высоких деревьев. Вдалеке ухнула сова. Музыкой лились звуки ночного леса.
В самом центре отражения ночного диска, посреди озера, стояла хрупкая обнаженная беловолосая девушка. Черная вода омывала ее бедра и струилась сквозь ладони. Белизна волос укутывала плечи, рассыпавшись по обнаженной груди, и струясь по алебастровой спине к воде. Девушка пристально вглядывалась в ночное небо и тихо напевала тягучую мелодию…
Вода смывает все людское зло.
Вода в реке всегда течет прямо, как бы извилисто не было русло.
Тихие задумчивые озера с поволокой вечернего тумана, кристальные окошки родников, утоляющие жажду ценой ломоты в зубах, инеистые глыбы льда, задорно журчащие ручьи, а при необходимости — взмученный яростью поток, сметающий всё на своем пути. Вода уступчива и снисходительна, однако не стоит обольщаться. Она может принять любую форму, но удержать ее в горстях ты не сумеешь, как не старайся. Как и удержаться на плаву, если ты — топор. Хороший такой топор, мрачно подумала я, увесистый, прям гномья секира на стальной ручке. Даже не булькнет. Будешь потом ракам справки предъявлять о гидродинамически рассчитанной форме лезвия и облегченном сплаве…
Когда солнце начало припекать слишком сильно, ручей утолил его жажду. Вода сияла бриллиантами в неумело сложенных ладонях. Утомленный, он рад был отдохнуть в тени. Полдень тихо сомкнул уставшие глаза, проскользнул несколькими пурпурными и темно-синими волнами под закрытыми веками и погасил факел сознания.
Вода в графине — чудо из чудес,
Прозрачный шар, задержанный в паденье!
Откуда он? Как очутился здесь,
На столике, в огромном учрежденье?
Какие предрассветные сады
Забыли мы и помним до сих пор мы?
И счастлив я способностью воды
Покорно повторять чужие формы.
А сам графин плывет из пустоты,
Как призрак льдин, растаявших однажды,
Как воплощенье горестной мечты
Несчастных тех, что умерли от жажды.
Что делать мне?
Отпить один глоток,
Подняв стакан? И чувствовать при этом,
Как подступает к сердцу холодок
Невыносимой жалости к предметам?
Когда сотрудница заговорит со мной,
Вздохну, но это не ее заслуга.
Разделены невидимой стеной,
Вода и воздух смотрят друг на друга…
— Только не говори, что от меня воняет, ладно? Я только что приняла ванну и освежилась.
— Такое не смывается водой. Вонь твоей пошлости въелась гораздо глубже.
Город, который видишь через водное пространство, всегда выглядит великолепным.
Жажда — лучшее доказательство существования воды.
Слова — вода,
Их нельзя согреть в своей душе, как кусочки льда.
Лепестки падают в реку. Вы — цветы, которые дети будут срывать и бросать в мертвую воду.
Люди как корабли, одни – быстры и сильны,
Другие. Порой даже мы вообще не осязали воды.
Мы, у кого в натуре много воды, не выбираем, куда нам плыть. Все, что мы можем, так это плыть туда, куда нас выносит жизнь.
Я вода, достаточно мягкая, чтобы спасти жизнь, достаточно жесткая, чтобы утопить.
Всегда, когда гляжу сквозь дым тумана
на корабли, плывущие вдали,
я думаю: есть тайна океана,
и эту тайну ищут корабли.
И эти корабли октавами гудков
о том, чтоб верил я в их поиск, просят,
приносят мне мечты далеких берегов
и к дальним берегам мечты мои уносят.
Бушуя, ты притягиваешь тьму
и, безмятежно-нежное под утро,
притягиваешь свет. И потому-то
ты так созвучно сердцу моему…
Лёд растаял в пруду,
И снова зажили дружно
Вода с водою.
Воду не обуздать, как и меня.
— Для двух кошек воды в доме хватит, но не для целой же лошади!
— Я согласен пить коньяк, — смиренно отозвался Андреас.
— Где щекотно, там и щиколотка. <…>
— Иди-иди дальше, там будет глубже, метров через пятьсот, окунем твою щиколотку, не волнуйся, хы-хы-хы.
— Бухгалтер, посмотрите, пожалуйста, вот это что такое?
— Это? Счёт за воду.
— За какую нахрен воду?
— За нахрен холодную и нахрен горячую. Откуда я знаю, какую ты себе воду на хрен льёшь.
Струйка воды толщиной в одну спичку даёт утечку двести литров в сутки!
Рябь на воде – узор, который никогда не повторяется.
Разомкните ряды,
Все же мы — корабли!
Всем нам хватит воды,
Всем нам хватит земли,
Этой обетованной, желанной,
И колумбовой, и магелланной!
На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной —
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, —
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б – вода.
Мягкий говорок речной воды за бортом сменился серьезным разговором моря.
Все испытывают страх. Этим мы отличаемся от камней. У камней нет страха, и они тонут.
На языке воды, бормочущей в ночи, мы
Не значим ничего, и нам названья нет.
В нем наши имена и дни неразличимы
И, как тела в реке, не оставляют след.
Мельница не может молоть на утекшей воде.
Внезапно вся вода собралась в огромную волну и вылилась из воображаемого леса, затрагивая макушки деревьев, и оставляя мокрую, дрожащую девушку на траве. Рия подняла голову и провела по лицу руками, смахивая ледяные капли с кожи, провожая взглядом исчезающую из виду, сливавшуюся с небом волну. Было невероятно холодно и пусто, тело казалось тяжелым и больше не слушалось. Она запрокинула голову назад и резко открыла глаза.
Мы в аллегории, где наша жизнь — вода,
толщ берегов земных грызущая при лживом
прогнозе штиля.
Если дальше рассуждать
в такой концепции — я часть того прилива.
Вода. Водаводаводаводавода. Теперь он понимал, как много она значит. Живительная влага. Единственный стоящий напиток. Вы скажете, пиво «Гиннесс»? Тьфу! Питьевая смола. Виски? Питьевой огонь. Молоко? Еда для младенцев. А вот вода — это подарок небес.
Ты будь землей, будь водой, будь солнцем, будь деревом, пусть тот, что не хочет пользоваться этим, не пользуется.
Сколько голосов у ручья, просто невероятно: от глубинного грома литавр до лёгкого женского лепета на мелких камешках, внезапные припевы других голосов с бревенчатой запруды хлип-хлюп ночь напролёт, день напролёт.
Бытие – это не подогретый и хлорированный бассейн, где воды по пояс. Это стихия! Цунами! Око смерча!
Поездка в порт отвлекла ее. Скользящая под лодкой вода успокоила ее нервы, потому что она и сама не была спокойна, создавала ощущение полета и одновременно – чувство защищенности.
Правда может принять такую форму, которую невозможно распознать. Так же, как вода. Если ее заморозить, она станет льдом. Если нагреть — паром. Люди не испытывают никаких сомнений в существовании трех форм вещества — жидкого, твердого и газообразного. Но представь себе, что существует четвертая форма, о которой никто не знает.
Вода в полной бутыли не булькает.
Наверное, чувствуя упругость, гибкость, силу и мягкость воды, обнимающей тебя, растворяющей привычные рамки, всепроникающей, гасящей звуки, запахи, создающей новые грани смысла, проще всего почувствовать своё единство с этим миром. Себя — его частью, а его — свои продолжением. И тонкая грань между вами на секунду стирается. Нужно только успеть, не открывая глаз, не стремясь испуганным животным к глотку воздуха, не вспоминая всё, что ты знал, всё, во что верил, успеть заглянуть за открывающуюся тебе черту.
Без меры. Без начала. Без конца,
Великолепно в гневе и в покое.
Ты в урагане — зеркало творца,
В полярных льдах и в синем, южном зное
Всегда неповторимое, живое.
Твоим созданиям имя — легион,
С тобой возникло житие земное,
Лик вечности, невидимого трон,
Над всем ты царствуешь, само себе закон.
Чуть позже она просит «стаканчик воды, можно из-под крана». Я ахаю и принимаюсь перечислять ужасы про сырую московскую воду, рассказанные недавно одним микробиологом. На что Л. Б. невозмутимо замечает: «Не понимаю, чем вареные микробы лучше сырых».
Если же траву на поле, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, то кольми паче вас, маловеры! Итак, не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том; наипаче ищите Царствия Божия, и это всё приложится вам.
Я пыталась закричать,
Но моя голова была под водой.
Потечет вода – образуется и канава.
Потому что без воды — и ни туды, и ни сюды!
Можно сказать, вода сумасшедшая, потому что у нее истеричная потребность подчиняться самой себе. Такая у нее идея фикс.
Сколь воду ни варить, всё вода будет.
Через мельницу протекает много воды, о которой не знает мельник (смысл: вокруг нас происходит много такого, о чём мы и не подозреваем).
Любить кого-либо (что-либо), как чёрт любит святую воду.
Вода даёт жизнь, но если она разгневается, то может забрать жизнь у всего живого.
Держать бокал, не имея возможности сделать ни глоточка, — худшую пытку трудно было представить.
Кому нужны круги на воде, если корабль давно ушёл…
Беги от той воды, которая не шумит и не журчит.
Вода — как фокусник. Распиливает тебя на половинки. Получается, что ты теперь состоишь из двух частей, и нижняя тает, расплывается, как сахар. Прохладная вода, и время от времени — волна, что очень изящно запинается и падает, в кружевных завитушках пены.
Кто владеет водой, владеет миром.
— Папа, отчего у озера так грустно жить?
— Наверное, потому что озеро — замкнутый круг.
Вода меняет форму и обтекает предметы, находит тайные пути, о которых никто и не догадывается — крошечную щель в крыше или в днище коробки. Хотя это и самый изменчивый из элементов, он может размыть землю, потушить огонь, сдвинуть кусок металла. Даже дерево, дополняющее воду, не может выжить без влаги.
Все есть вода.
Роса на цветах шафрана!
Прольётся на землю она
И станет простой водою…
…Что-то снова пробуждалось в душе, пульсировало в висках, не находя выхода. Я точно не знала, что именно. Однако догадывалась – раньше мне было знакомо это чувство. Я дорожила им и боялась потерять, иначе бы воспоминания о прежней жизни не вызывали такой изнурительной боли.
Я выходила на улицы старого города и бродила до утра одинокой тенью среди других неопределенных теней. Стоя на мосту, что пролегал над рекой, наблюдала за тем, как неустанно все вокруг: вода, тихо несущая время, сияние далеких звезд, размытые линии зданий и домов, охваченных туманом. Я рассматривала четкие линии своих ладоней в поиске ответов относительно совершенных нелогичных поступков.
Моя жизнь была похожа на этот мост: по одну сторону раскинулось прошлое, а по другую будущее. Эти половины были разделены между собой настоящим, в котором я не находила места, не находила себя. Я держалась за кованые перила и ощущала, что мои чувства прочно закованы под замком.
Я всматривалась в глубинную темень, пытаясь разглядеть отражение своего чувства. Ночная вода тщательно скрывала все тайны. Она лишь подсказывала, что когда-то я уже была здесь, в этом месте. Я долго ждала кого-то. Того, кто так и не пришел…
Я абсолютно несчастен вне воды. Это все равно что побывать на небесах, а потом быть изгнанным на землю.
На миру, на юру
Неприютно мне и одиноко.
Мне б забиться в нору,
Затаиться далеко-далеко.
Чтоб никто, никогда,
Ни за что, никуда, ниоткуда.
Лишь корма и вода.
И созвездий полночное чудо.
Только плеск за бортом —
Равнозвучное напоминанье
Все о том да о том,
Что забрезжило в юности ранней,
А потом за бортом
Потерялось в ненастном тумане.
Он устал. Просто устал. Словно бы все время здесь он шел и шел против течения, тяжелые волны сбивали с ног, а неровное дно заставляло запинаться, норовя бросить на колени. И только стало казаться, что напор стих, только он остановился, пытаясь отдышаться, как пришла новая волна, выше и сильнее предыдущих, и накрыла с головой.
Он устал. Захотелось просто, чтобы все прекратилось. Упасть под напором ледяной воды, сдаться, уйти на дно. Смириться. Умереть. Не слышать ничего больше, кроме шума воды, и криков птиц.
Все-таки он готов был бежать — бежать тотчас же, без оглядки, когда его внутренний регулятор оправился от шока, произведенного сверкающими желтыми глазами. Он почувствовал грубую поверхность щебенки и холодную воду пальцами. Он уже видел, как встает и ретируется, и тогда какой-то голос — совершенно разумный и довольно приятный голос — сказал ему оттуда: «Привет, Джорджи». В канаве был клоун.
Тысячи людей живут без любви, но никто — без воды.
Вода слышит и понимает. Лёд не прощает.
Я люблю воду, а она не любит людей. Душит их. Наверно, чувствует, что принимает в объятия темноту, похлеще той, что томится на дне.
— Михалыч, вредно так долго в воде находиться — можно и заболеть…
— Все болезни — от бескультурья. Вода — это колыбель разумной жизни. Я просто возвращаюсь к истокам бытия… получая от этого несказанное удовольствие…
Была ночь, и пошел дождь, и в воздухе, когда он падал, он был водой, но, упав на землю, становился кровью.
Ибо всё в конце концов возвращается в море, в круговорот океана, в вечно текущую реку времени, у которой нет на начала, ни конца.
Губит людей не пиво, губит людей вода!
Вода терпелива, Аделаида. Вода умеет ждать. Точит камень горы, весь мир. Вода всегда выигрывает.
Упрямо я стремлюсь ко дну,
Дыханье рвется, давит уши…
Зачем иду на глубину —
Чем плохо было мне на суше?
Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило.
А воде совершенно безразлично, что будет с нами, людьми, или с каким-то еще народом, вяло думал Эрагон, этот ручей бежит себе и горя не знает…
— Не хотите выпить?
— Не пью.
— Даже воду?
— Вы бы знали, что в неё добавляют.
Запомните, не всю воду можно пить. Одна исцеляет, другая убивает.
Чтобы управлять водой — нужно освободиться от всех эмоций, куда бы они вас не вели.
Не обязательно выпить всё море, чтобы узнать, солёная ли в нём вода.
Размышление и вода навечно неотделимы друг от друга.
Самое важное под водой – не бояться себя. Там ты наедине с тишиной, без людей. Какой настоящий – вот тем и будешь. А это может испугать.
Человек ожесточенно рыл землю. Яма становилась все глубже, выступила вода, и под ней, наконец, показалась голубоватая глина. «Это то, что надо!» — воскликнул человек, наполняя глиной ведро.
Он поднял наверх, наверно, полтысячи ведер, пока около ямы не выросла огромная куча глины. Тогда человек вылез из получившегося колодца наверх и, отсекая от глины все лишнее, начал лепить себя.
На третий день здоровенная скульптура была закончена. Человек долго разглядывал ее и улыбался устало: «Теперь меня запомнят надолго, можно умирать».
… Прошли годы. В жаркий полдень, подняв из глубокого колодца ведро холодной воды, люди пьют до изнеможения и, опустившись на глиняный бугорок, шепчут: «Какой замечательный человек вырыл этот колодец!»
Во мне живут рыбы. Они смотрят из меня в окно мира своими пустыми глазами, поблескивая холодной чешуей в свете случайных звезд. Они молча умирают в нагревающейся смеси души и так же молча рождаются вновь. Пугливые мальки сомнений, хищная змеевидная любовь, наэлектризованная страстями, прожорливые акулы ярости и разноцветные ядовитые рыбки улыбок. Они размножаются, пожирают друг друга, прячутся от суеты под камнями памяти и перебирая прозрачными плавниками меня изнутри, молча плывут в неизбежность. Во мне живут рыбы. А я курю и смотрю, как в мое окно льется небо. Я смотрю в него пустыми глазами рыбы, я перебираю его прозрачными пальцами, я вдыхаю воду, я плыву в…
Воду пей, как бык, а вино – как король.
Вода ценна не меньше денег.
Говори правду, пей чистую воду, ешь вареную пищу.
Непьющий не знает, как вкусна вода с похмелья.
Даже в самой прозрачной воде можно утонуть, если она глубока.
Воды, воды, вода повсюду… А для питья водички нет.
В жизни давно я понял, кроется гибель где —
В пиве никто не тонет, тонут всегда в воде.
— Каждое утро выходишь и видишь прозрачное море…
— Ты же привык в Москве: смотришь на воду и дна не видно по-любому — что в реке, что в ванной.
Две ложки машинного масла могут испортить весь запас воды на корабле. Некоторые вещи не совместимы.
Нет, нет! Воды не надо, в ней рыбы занимаются любовью…
Вода – единственный напиток мудрого человека.
Вода – самое правдивое зеркало
Моих глаз.
— Холодная вода, как та, что внизу, сотнями острых кинжалов пронзает твое тело. Ты не можешь дышать, не можешь думать — все заполняет жгучая боль. Поэтому я не слишком-то хочу прыгать с тобой, но видимо ничего не поделаешь. Очень надеюсь, что ты передумаешь и прыгать не придется.
— Ты сумасшедший!
— Все так говорят, но при всем уважении, за бортом сейчас не я стою.
Мы, подобно воде, течем по жизни с горы примерно в одном направлении до тех пор, пока не столкнемся с чем-то, кардинально меняющим наше направление.
Не плюй в колодец, пригодится воды напиться.
Слезы — всего лишь вода.
Вздох — всего лишь воздух.
Если мы на 72% состоим из воды, все остальное не так уж важно. Когда ты смотришь на человека, то видишь простую воду…
Вода течёт сверху вниз. Постепенно звук воды нарастает и становится рекой. И разум людей работает тем же образом. Они не видят старые порядки, они их презирают. Но что, если ошибка вкралась ещё в самом начале? И порядок правит миром?
Нельзя сказать, что вода необходима для жизни: она и есть жизнь.
Когда у меня возникает по-настоящему серьезная проблема, я сажусь в свое каноэ и выплываю на середину озера. Писатель Курт Воннегут говорил: «У кромки воды разглаживаются морщины в мозгу».
Сама жизнь похожа на морские волны: сначала кажется, что ничего не меняется, но однажды замечаешь, как много боли унесла вода.
Вода выглядит мрачновато. А, минутку… это моё отражение.
Река, где нет воды, уже не река…
А ветер, который замер на месте, не может быть ветром…
Тот брак, где нет любви, уже не брак…
— Вода?
— Да… Словно чистая, тихая гладь воды, где даже рыба не проплывёт. Если попытаться вглядеться в неё, то единственное, что увидишь, будет твоё отражение. Поэтому нельзя понять истинную суть твоего оппонента. И хотя она прямо перед твоими глазами, сердце тревожит чувство несоответствия.
Многие имели ванну. Но гениально её принял только один.
