Красивые цитаты про любовь и боль (500 цитат)

В мире красивых цитат, где любовь и боль переплетаются, слова становятся мостом между сердцами. Эти фразы – это отголоски чувств, которые заставляют нас вздохнуть от счастья или трогательной грусти. Они напоминают нам о том, что любовь – это не только радость, но и испытание. Погрузитесь в мир эмоций и найдите в этих цитатах отражение своего собственного сердца. Красивые цитаты про любовь и боль собраны ниже.

Я люблю тебя. Как мне жаль, что это не означает «Никогда не сделаю тебе больно».

Я не понимаю, почему это называют разбитым сердцем. Такое чувство, что и все кости сломаны тоже.

Зачем ты делаешь больно тем, кто тебя любит? Они ведь беззащитны из-за любви к тебе.

Первый человек, о котором ты думаешь утром и последний человек, о котором ты думаешь ночью, — это или причина твоего счастья или причина твоей боли.

Боль всегда идет рядом с любовью. Невозможно любить и не делить с любимым его проблемы, его страхи.

Да, Лиза, это первая Любовь — боль, страдания, неопределенность. Но когда-нибудь ты встретишь настоящую Любовь, и тогда будет действительно Больно.

— Я не хочу причинять тебе боль.
— Ты делаешь только больнее, когда не хочешь причинять боль.

Если любишь кого-то, никогда нельзя причинять им боль. Никогда.

Я показал тебе район, где я жил, бары, мою школу. Я познакомил тебя со своими друзьями, родителями. Я слушал тебя, когда ты учила свои роли, слушал твое пение, твои надежды, твои желания. Я слушал музыку твоих слов, а ты слушала меня, слушала мой итальянский, немецкий, русский. Я подарил тебе плеер, а ты подарила мне подушку. И однажды ты поцеловала меня… Время шло, время мчалось, и все казалось настолько легким, таким простым, свободным, новым и неповторимым… Мы ходили в кино, мы ходили танцевать, ходили по магазинам. Мы смеялись, кричали, мы плавали, мы курили, мы брились. Время от времени ты кричала… Я ходил к тебе в консерваторию, я готовился к экзаменам, я слушал твое пение, твои надежды, твои желания. Я слушал музыку твоих слов, а ты слушала меня. Мы были близки, так близки, еще ближе… Мы ходили в кино, мы ходили плавать, мы смеялись вместе. Ты кричала, иногда по поводу, иногда без. Время шло, время мчалось. Я ходил к тебе в консерваторию, я готовился к экзаменам, ты слушала, как я говорил на итальянском, немецком, русском, французском. Я готовился к экзаменам. Ты кричала, иногда с причиной, через некоторое время без повода. Ты кричала без повода. Я готовился к экзаменам. Экзамены, экзамены… Время шло, ты кричала. Ты кричала, ты кричала… Я ходил в кино…

Ведь мы любили друг друга. В этом никто никогда не сомневался. Просто мы так и не выяснили, как жить вместе, не причиняя друг другу невыносимую, острую, душераздирающую боль…

Когда открываешь своё сердце, всегда существует риск, что ему причинят боль.

И понял я теперь, на перепутье:
Нет в человеке человечьей сути.
На свете нет добра, нет состраданья,
Искать друзей — напрасное старанье.
Тот, кто считался равным, добрым, близким,
Коварным оказался, злым и низким.
Чем боле я кого-нибудь любил,
Тем больше боли он мне приносил.

Иногда пустота бывает тяжелей, чем боль.

Внутренней пустоты не бывает. Обычно за такой пустотой стоит обида, боль, горечь, разочарование, досада, страх, одиночество, тоска, что-то очень-очень болезненное. Чувство внутренней пустоты является неким наркотиком, естественным внутренним каким-то препаратом, который спасает человека от разрушения и безумия. Это потрясающе, что наш организм, наша психика помогает человеку выжить.

И ты идешь трещинами от того, что человеку, который давно уже и прочно занимает постоянную комнату в твоей голове, так плохо сейчас, а ты ничем не можешь ему помочь.

Любовь немыслима без жертв. Ибо в русском языке слово «любовь» и слово «боль» – слова одного корня.

Острее жалит боль, когда ее причиняет кто-нибудь из близких.

Человеческая жизнь — это так просто. Мы все страдаем от боли, все держимся за надежды, все греемся ожиданиями, и всех нас преследуют страхи и упущенные возможности.

Тонны боли ожидают тех, кто не хочет платить цену за истину.

Когда вы в мыслях снова и снова вспоминаете обиду, которую вам нанесли в прошлом, вы позволяете тому человеку продолжать причинять вам боль снова и снова. Некоторые из вас позволяют людям, которые нанесли боль в прошлом продолжать причинять вам такую же боль в настоящем. Но это глупо! Они больше не могут вам навредить. Ваше прошлое осталось в прошлом. Они не смогут больше навредить вам, если только вы сами не позволите им это сделать.

Боль проходит, а красота остаётся.

Красивая вещь никогда не даёт так много боли, как и неспособность слышать и видеть её.

Представьте, что будет, если мы будем связаны болью. Представьте, что всех ваших друзей, все ваше окружение вяжут вот такой вот вещичкой, благодаря которой вы будете чувствовать боль друг друга. И не обязательно физическую, лишь только душевную. Знаете, что случится, ну, как я предполагаю, после того как вас свяжут? Вы все почувствуете такое ***ищное ощущение в груди, что вам просто будет тяжело дышать.

Боль всегда была инструментом пробуждения сознания; мы реально умеем ценить только те вещи, которые однажды потеряли.

Никаких больше игр. Никаких бомб. Никаких прогулок. Никакого веселья. Никакого плаванья. 67. Это на 17 лет больше, чем 50. На 17 больше, того, в чем я нуждался или чего хотел. Скучно. Я всегда злобный. Никакого веселья ни для кого. 67. Ты становишься жадным. Веди себя на свой возраст. Расслабься — Будет не больно.

Причинять боль тому, кого мы любим, — сущая чертовщина. По отношению к нам самим таково состояние героических людей: предельное насилие. Стремление впасть в противоположную крайность относится сюда же.

Не надо относиться к сексу как к тренингу выносливости и стойкости. Это удовольствие и игра, это доверие, общение и интим, это позитив и гармония, но никак не боль и терпение боли.

Без боли ничего не бывает.

Когда-то в Казвине была большая мода на татуировки. Люди выкалывали на своих руках, плечах и спинах изображения барсов, пантер и других могучих зверей. Выполнял эти татуировки некий банщик, и однажды к нему явился один казвинец и сказал, что он хочет украсить себя рисунком.
— Что же мне выколоть на тебе и где? — спросил банщик.
— Укрась мою плоть изображением царя зверей, — отвечал заказчик. — Я родился под созвездием Льва и хочу теперь с твоей помощью сам превратиться в льва, поэтому не жалей своей синей краски, банщик!
— Где же всё-таки мне делать выколку? — не унимался банщик.
— Выколи мне льва на спине, и я буду храбр и вынослив, как лев, и в застолье, и на поле брани.
Когда же банщик вонзил в спину казвинца свою первую иглу, тот вздрогнул и закричал от боли:
— Что ты там колешь, банщик?
— Изображаю льва, как ты хотел, — отвечал банщик.
— А с какой части льва ты начал его изображение? — спросил казвинец.
— С хвоста, — был ему ответ.
Тогда казвинец сказал:
— Начни с более существенных частей льва. Мой лев обойдётся без хвоста.
Выслушав его, банщик снова вонзил ему в спину свою иглу.
— А теперь что ты делаешь? — снова спросил казвинец.
— Теперь я изображаю львиное ухо, — отвечал банщик.
— Моему льву не нужен слух, — я сам буду слушать за него. А раз не нужен слух, то не нужно и ухо, — вскричал казвинец, а когда в его спину вонзилась следующая игла, в отчаянии спросил:
— Что же ты вытворяешь сейчас? Отчего мне так больно?
— Выкалываю живот льва, половина его уже готова, — ответил банщик.
— Зачем живот тому, кто никогда ничего не будет есть? — взвыл казвинец.
Тут уже вышел из себя банщик.
— Где ты видел царя зверей без хвоста, без уха и без брюха? Таких уродов ещё не создал Господь. Ты, видимо, просто не в силах терпеть боль, но не в моей власти избавить тебя от той боли, без которой нельзя нанести какой-нибудь узор! — сказал он.
Если человек твёрдо решил идти к своей цели, ему следует приучить своё тело к уколам и лишениям.

Когда кто-то бесстрашен, когда боль не является определяющим фактором, невозможно сломить свой дух.

Юмор и любовь – два мощных болеутоляющих.

— Ты сказал, что любишь меня.
— Я знаю.
— Тогда почему же так больно, чёрт возьми?

Никого не любить — это величайший дар, делающий тебя непобедимым, т. к. никого не любя, ты лишаешься самой страшной боли.

Говорят, что время лечит раны. Это неправда, время никого не лечит. Просто мы становимся сильнее, привыкаем к боли и перестаём обращать на неё внимание. Она превращается во что-то привычное, во что-то, с чем можно смириться, как смиряются с неизлечимыми увечьями. Люди, потерявшие руки, учатся писать, а порой и рисовать ногами… Так и мы учимся жить с истерзанным сердцем и улыбаться новому дню, будто никто не ломал наших крыльев. Раны не затягиваются, это мы становимся достаточно сильными, чтобы жить с ними и даже быть счастливыми.
Конечно, я уже никогда не буду прежней. Во мне умерла надежда, осталась по ту сторону бытия. Я больше не верю в то, что ты однажды изменишь решение, я перестала ждать, что судьба приведёт тебя ко мне неведомыми тропами, во мне нет той резкой боли. Я могу жить без тебя. Теперь – да. В конце концов, жить – это не такой уж подвиг. Но люблю ли я тебя всё ещё? Вот на какой вопрос мне предстояло ответить.

Когда любишь кого-то, твое сердце открыто для боли, это печальная правда. Может, он разобьет тебе сердце, а может, ты разобьешь сердце ему. И уже не сможешь смотреть на себя по-прежнему. Так бывает.
Вы видите двоих. Вам кажется, они созданы друг для друга, но ничего не происходит. Мысль о том, что твоё счастье иногда от тебя не зависит, невыносима.
Этот тяжкий груз, как крылья. Они тяжёлые, мы чувствуем их вес, но это груз поднимает нас в небеса. Этот груз дарит нам возможность летать.

Я смотрел в эти лица и не мог им простить
Того, что у них нет тебя и они могут жить.

Даже не знаю, что заденет меня больнее — увидеть его грустным или счастливым?

Спасибо, милый, за то, что ты был со мной. А сейчас ты с этой своей девушкой, а я сижу тут одна в идиотской позе и пытаюсь найти у себя внутри что-нибудь живое. В пустоте моего сердца должен, просто обязан зародиться какой-нибудь шарик, искра, точка опоры. Любая хрень, за которую я смогу уцепиться.

Вместе с любовью всегда приходит боль. Чем глубже в ней тонешь, тем больнее.

Почему именно мне нужно идти дальше без героя моего романа? Догонит ли он меня за поворотом? А вдруг догонит через много лет? Или просто забудет вообще?

Больнее во много раз, когда нас отвергают те, кого мы любим больше всего. Это и должно быть больно…

Ты даже не представляешь… Главная причина моего существования бросила меня. И после сегодняшнего, остатки растрескавшейся земли под ногами скоро разлетятся вдребезги.

Любовь никогда не бывает совершенной. Я не хочу стирать ее из моей жизни. Я люблю свою боль. Она — мой друг.

Любила ли я его? Или я просто привыкла к боли, к изысканной боли ожидания чего-то недосягаемого?

Но не хочу я знать, что время лечит —
Оно не исцеляет, а калечит,
Ведь все проходит вместе с ним.

Мне боль придаёт одержимость и силу.

— Они чувствуют боль, он дернулся, когда я его колол. Вы можете зайти слишком далеко, поджаривая его.
— Бо не новичок. Давайте, за дело.
— Нет, пожалуйста, не делайте этого. Мне нужно больше времени, чтоб его изучить. Спасти человеческую расу, в этом ведь суть?
— Это мы и делаем, док. Показываем миру, чего нужно боятся.
— Будешь стоять там, док, застрелим или поджарим.
— Насчет «пять» — мы начнем. А ты будешь стоять рядом и не пикнешь.
— Он личность. Зомби — да, но личность.м

«Ау меня есть новое название для боли».
«Да? Какое же?»
«Стиратель. Потому что во время приступов она стирает все, и больше ничего для тебя не существует — ни мыслей, ни чувств. Только желание избавиться от боли. А когда Стиратель становится особенно силён, то уничтожает и все, что делает нас личностями, превращая в жалкие существа с самыми примитивными инстинктами, преследующими одну-единственную цель: спастись от этого ужаса».

— Что будет с нашими ребятами?
— С какими? С водолазами?
— С водолазами, пожарными, теми, что были в аппаратном зале. Как именно на них повлияет радиация?
— Некоторые из них были так сильно облучены, что радиация разрушит их клеточную структуру. Кожа покроется волдырями, покраснеет, а затем почернеет. Далее начнется скрытый период. Симптомы исчезнут, будет казаться, что пациент идет на поправку, что он уже здоров, но это не так. Обычно это длится один-два дня.
— Продолжайте.
— Тогда становится очевидным, что клетки повреждены, умирает спинной мозг, отмирает иммунная система, органы и мягкие ткани начинают разлагаться. Артерии и вены лопаются, становятся как сито, поэтому невозможно даже ввести морфий, а боль… невообразимая. А тогда через три дня или три недели смерть. Вот, что случится с теми ребятами.
— А как насчет нас?
— Ну, мы… нас облучает постоянно, но не так сильно, поэтому радиация не убьет клетки, но ее достаточно, чтобы повредить ДНК. Так что, со временем — рак. Или апластическая анемия. В любом случае — мы умрем.
— Тогда, в некотором роде, мы еще легко отделались.

Если бы ты был настоящим героем, Тони Старк был бы жив.

— Мои швы тоже оставляют желать лучшего, так что..
— Ничего. Всё нормально. Всё равно открытые купальники мне никогда не шли.
— Я не могу поверить, что ты сделала такое. Одно дело — оставаться в сознании во время собственной операции, но проводить её моими неуклюжими руками совсем другое. Ты невероятно смелая. Я ещё не видел, чтобы кто-то настолько превозмогал боль.
— Тяжёлую часть сделал ты.
— Едва ли.
— Нянчишься со мной, Джулиан.
— Да. Ты права.

— Ты помнишь, как я приходил. У меня был какой-то тайный план? Разве я собирался неожиданно напасть?
— Даже не знаю, может, мне нравятся твои мольбы?
— Дело не в этом. Думаю, ты меня слышишь. Я всё ещё там. Я спрятан глубоко, за шрамами и болью. Эта часть тебя чувствует себя одинокой. Но она также знает, какого это — иметь семью. Иметь друзей. Ты можешь вернуть всё это. Мы можем избавить друг друга от боли. Помню, когда мне было шесть, я умолял маму и папу сводить меня на научную выставку. И вот, на просёлочной дороге, нам спустило шину. Запаски нет. Нас отбуксировали в крошечный городок. И конечно, мы застряли там на весь день. Мы купили мороженое, картошку-фри с соусом в небольшой закусочной. А после, вечером, мы смотрели на местный фейерверк. День все же оказался отличным. Это мое любимое воспоминание о маме и папе. Как назвался этот город?
— Мейсон-Вилл.
— Я всё ещё там. Вернись.

Я не позволю боли.. и тьме, решать кем мне быть. Я не стану тобой.

— Где болит?
— Да… вроде… везде…

Это заклинание… Не работает… Оно очень болезненное… И я страдаю… Ещё больше…

— Не знаю, о чем я думал. Я такой дурак!
— Нет, ты просто хотел побыстрее покончить с болью. Если бы так можно было, но так не получится. Тебе разбили сердце и на это уйдет время.

Это было глупо. Слепая ярость. Слепой гнев. Я просто хотел заглушить боль.

Боль питается только болью. Боль не может питаться радостью. Она не способна ее переварить. Стоит телу боли завладеть тобой, как ты начинаешь хотеть еще больше боли. Ты становишься жертвой или преступником. Ты хочешь причинять боль или страдать от боли, или и то и другое одновременно.

Почему ты всегда делаешь мне больно? У меня тоже есть чувства.

Он был грубым и даже жестоким, но и ему тоже бывало больно, и унять эту боль можно было единственным способом — сделать вид, что ты ее не замечаешь.

— Я тебя люблю!
— Но не сегодня.
— То есть?
— Бывают такие моменты, когда ты сам в это не веришь, возможно сегодня ты больше любишь не меня, а свою магию. Я рада, что замечаю разницу, потому что сильнее ценю дни, когда ты любишь меня.

Кто-то говорит, что любовь — это река, кто-то говорит, что любовь — это глупая песня, кто-то говорит, что любовь повсюду вокруг нас, она поднимает нас туда, где нам место, кто-то говорит, что любовь — это когда в звуке дождя ты слышишь смех, но все <..> знают, что любовь — это боль.

Давно известно: мы причиняем боль тем, кого любим. Но часто бывает и наоборот…

Очень легко обидеть того, кого любишь. Потому что между вами нет клыков и когтей. Так же, как и ты не защищен от той, кого любишь.

Жизнь — это риск. Только попадая в рискованные ситуации, мы продолжаем расти. И одна из самых рискованных ситуаций, на которые мы можем отважиться, — это риск полюбить, риск оказаться уязвимым, риск позволить себе открыться перед другим человеком, не боясь ни боли, ни обид.

Любить кого-то — это сумасшествие. Это приводит к тому, что ты забываешь о своих мечтах, семье, друзьях и даже о себе. Вот почему это так больно.

Мне совсем не больно поднести к руке огонь
И не больно уколоть ножом ладонь.
Что с того, что в ней есть сердце, а во мне дыра насквозь?
Но сейчас так больно мне.
Наяву, а не во сне.
Словно есть еще во мне остаток слез.

Чем сильнее любишь, тем сильнее боль.

У вас был развод, и непростой, вы любили ее, и рана не заживала, теперь вы боитесь открыть сердце. Вы боитесь испытать боль еще раз. Исцеление — это доверие.

Можно кого-то любить, и все равно делать ему больно.

Каждый раз она любила и каждый раз страдала. Мечтала о его возвращении и молила, чтобы он никогда не возвращался.

Никого, кроме нас нет, кого ты там себе придумал, какую другую любовь, если я уже вся в тебе, в твоих костях, в твоей плоти, и если я сейчас порежу руку, из меня потечёт твоя кровь, остальное тебе показалось, душа моя, моя любовь…

Самая болезненная в мире вещь — когда тебе наносит удар любимый человек.

Ты не можешь вобрать в себя всю боль мира.

В груди было так холодно, что больше уже не болело.

Если ты поранишься, мне тоже будет больно.

— Тебе больно, но станет лучше.
— А этот скорбный, печальный, разбитый мир — он тоже станет лучше? Кто его исправит, Росс? Ты?
— Я постараюсь.

Я уже давно не чувствую никакой боли.

Я хочу, чтобы ты перестала делать себе больно.

Ему причиняли боль… Его избивали до крови.. но в тоже время он становился всё сильнее и сильнее!

— Как-то раз один водила пытался обмануть полиграф, смазав ментоловой мазью свой член.
— Любопытный метод.
— Боль повышает сердцебиение на контрольных вопросах. Это сбивает аппарат с толку и искажает результат.
— Помогло?
— Я его не подключила. Он был готов признаться, чтобы я отпустила его смыть мазь.

Не плачь, мне уже давно не больно. Зато это все сделало меня сильнее.

Любовь есть боль. Кто не болит (о другом), тот и не любит (другого).

— Прекрати, Анна, ты принесла достаточно боли.
— И это ты говоришь мне о боли!?

Клоун, ради того, чтобы развеселить других, ты можешь причинить боль самому себе, но ты никогда не причинишь боль другому, чтобы сделать себя счастливым.

— Конечно, для этого тебе нужно понимать, как ты влияешь на людей, как ты делаешь им больно!
— Больно сейчас делаешь ты.
— Ты, тебе на всех насрать, кроме себя, если они тебе не полезны. Звучит знакомо?
— Будь осторожна, Мэйз.
— Ты такой же, как твои родители.

— Чего вы от нас ждёте?! Мы люди! Я знаю, что остальной мир может так и не думает, но когда нас задирают, бросают в нас всякий хлам и выкидывают в мусорный бак, а затем говорят, что мы «лузеры с глупыми мечтами» — это, блин, больно. И мы должны поставить другую щёку и быть выше всего этого, говоря себе, что эти мечты, и то, как сильно мы трудимся, делают нас лучше, чем они? Но чертовски трудно осознавать то, что они всегда выигрывают.
— Я понимаю, как тебя это расстраивает…
— Нет! Не понимаете! И не надо говорить чепуху, типа «всё будет лучше», потому что я хочу, чтобы было лучше прямо сейчас! Я хочу сделать им больно так, как они сделали нам. Даже хуже… Я хочу, чтобы они чувствовали мою боль, потому что, честно говоря, это всё, что у меня есть!

Пусть ты делаешь мне больно, пусть мне придется плакать, несмотря на это, мои чувства к тебе не пройдут. Они не исчезнут.

Я не хотел причинять тебе боль. Мне очень жаль. Извини, что я заставляю тебя плакать, прости меня. Я не имел права влюбиться. Я не мог испытать это чувство, поэтому я расстроился, когда ты призналась мне. С тобой было весело, и мне удавалось давить в себе чувства, в крайнем случае я бы солгал, но когда появился Сэнджо-кун, я не мог быть спокойным, не мог защитить тебя, все это время я не знал, как вести себя, я столкнулся со своими чувствами и сбежал, но все же ранен и теперь сдастся, уйти.. Я не могу оставить тебя кому-то другому, сейчас я не могу отрицать свои чувства. Я не хотел, чтобы ты имела ко мне какие-то чувства. Даже при этих условиях, даже если есть вещи, которые я не могу сказать, возможно, я поранил и тебя, но сейчас я хочу быть всегда с тобой и защищать тебя изо всех сил. Я не хочу больше тебя терять. Всегда, всегда будь рядом со мной. Больше я не отпущу тебя.

— Мой «герой»…
— Моя спина!

— Эй, видишь этих людей?
— Да…
— Эти др*чилы теперь твои самые лучшие друзья на свете, без них ты ничто. Запомни.
— Снимаем сцену со слов «сладкуля»!
— Твоя семья никогда тебя не поймёт. Любовники кинут, или попытаются изменить тебе, но фанаты — будь к ним добра, и они будут добры к тебе.
— Снимаем, камера готова.
— Самое главное — давать людям то, что они хотят. Даже если это убьёт тебя, даже если это опустошает так, что опустошать уже нечего. Что бы ни случилось, как бы ни было больно, не прекращай танцевать, не прекращай улыбаться. И дай этим людям то, что они хотят.

Так больно, что нет сил дышать.

Все начинается с того, что ваш возлюбленный дарует вам пьянящую, сводящую с ума дозу того, о чем вы не смели даже мечтать — эмоциональный спидбол ошеломляющей любви и возбуждения.
Вскоре вы начинаете жаждать того внимания с болезненной одержимостью наркомана.
Когда у вас это отнимают, вам плохо, вы сходите с ума, не говоря об обиде на дилера, который изначально сподвиг вас на эту зависимость, а теперь отказывается выкладывать этот кайф. Черт его побери!
А ведь раньше он давал вам это бесплатно. А дальше вы обескровленная трясетесь в углу и знаете что продали бы душу за то, чтобы заполучить это еще хоть раз.
Тем временем объект вашего обожания начинает испытывать к вам отвращение.
Он смотрит на вас так, как будто первый раз видит. И что самое смешное вы не можете его в этом винить. Потом вы посмотрите на себя со стороны вы ужасно выглядите, вы даже сами себя не узнаете!
Потом вы достигаете конечно пункта страстной влюбленности, полного и безжалостного уничтожения себя.

То, что я открываю тебе свою боль, еще не означает, что я люблю тебя.

Быть с ней — не по правилам, а без нее — так больно.

Нужно, чтобы о ком-нибудь болело сердце. Как ни странно, а без этого жизнь пуста.

Иногда я смотрю на людей и пытаюсь принять их ближе, чем просто какого-то прохожего. Представляю, как сильно они кого-то любят или как много боли они перенесли.

Ты снова можешь сделать мне больно. Не знаю, как я буду реагировать в следующий раз. Хотя, может, в следующий раз это я сделаю тебе больно. Мы ничего не можем обещать. Ни ты, ни я. Но я все еще тебя люблю. Вот и все.

Я любовь узнаю по боли всего тела вдоль.

Если любовь — это самое сильное чувство, которое ты можешь испытать, то боль — самое страшное. Боль — это то, что может с тобой случиться, если полюбишь.

— <…> Он просто забыл обо мне… Я начинаю привыкать…
— Так зачем остаёшься с ним?
— Чтобы не быть совсем одной…

— Я считаю, что когда вы любите кого-то и этот человек любит вас, вы однозначно уязвимы. Он способен причинить вам такую боль, какую не сможет причинить никто другой.

— Помнишь, мы решили, что будем друзьями?
— Ага.
— Я не хочу.
— Тесса, — предостерегающе произносит Адам.
— Ничего плохого не случится.
— Но потом будет больно.
— Больно уже сейчас.

Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного.

Я ломал стекло, как шоколад в руке,
Я резал эти пальцы за то, что они
Не могут прикоснуться к тебе.

Из всех стихов, написанных о неразделенной любви, лишь немногие посвящены тому, каково быть ее предметом.

Я боюсь любви, как боюсь боли. Потому что оборотная сторона любой любви — всегда боль.

— Зачем ты соврала мне?
— Когда влюблена в нестареющего бога, который ведет себя как двенадцатилетний, поневоле стараешься скрывать недостатки.
— Наверно, это очень больно.
— Да, запястье тоже болит.

Сердце, не разбитое любовью, ещё не сердце.

Когда кого-то любишь, то кожей чувствуешь его боль и беду, намного сильнее, чем он сам. Любая боль удваивается.

Любовь приносит только боль. Она как наркотик. Сначала тебе очень хорошо, но потом начинается ломка, и ты просто умираешь.

Свет причиняет страдание больным глазам, счастье приносит боль раненому сердцу. Тьма — лучшее лекарство как для больных глаз, так и для раненых сердец.

Причинить нам страшную боль сможет тот, кто подарил больше всего счастья.

— Все говорят — поедь. Говорят — отдохни расслабься. Говорят успокой голову, да?
Не слушай. Не слушай свою голову. Музыку не слушай. А если нечаянно услышишь, то отключи.
Чем быть умным и обремененным этим миром, лучше быть сумасшедшим. Пусть мир примет тебя таким. У тебя есть право.
Если нет сна, то не спи. Не стой. Не отдыхай. Беги. Беги пока не забудешься. По-другому нельзя.
— Когда это закончится?
— Как грипп. С таблетками — семь дней. Без таблеток — одна неделя.
Когда придет время — закончится. Ну, не закончится. Но ты привыкнешь.

Сон утоляет боль. Сон и смерть. И смерть.
Что? Ты говоришь, что не хочешь умирать? Ты говоришь, что хочешь спать?
А если увидишь кошмар? Это плохо.
… Но это было сном.
Сон и смерть. Как же стало тихо.

— Что это?
— Йод.
— Будет жечь?!
— Хм, громилы тоже бывают слабонервны?

— Скажите, а это не больно?
— Всё зависит от диаметра иглы.
— Скажите, а у вас диа-а-аметр… Уже, да?

Некоторые обиды не уходят, не забываются. Ждешь, что они со временем отойдут на второй план, отчасти так и проиcходит. Правда, остается боль, потому что просто больно.

Боль в стакане не тонет.

Всегда найдется тот, кому больше досталось. Кто-то, чью жизнь загубили сильнее.

— Сначала поболит, потом перестанет.
— Врете!

— Разве её время пришло?
— Что ты хочешь услышать?
— Я наказан?
— Ты же знаешь, что нет.
— Это жизнь… ты живёшь сейчас… и однажды… и ты умрёшь.

— Я рад, что тебе так плохо.
— Знаешь, Генри, ты не лучший собутыльник.
— Не бойся дать волю своей боли, вине, стыду. Когда убийство человека не будет тебя волновать, вот тогда и будут проблемы.

Не смешите меня, доктор. Как смертный может нести на своих плечах всю боль мира?

Она сознавала, что кровь отхлынула от её лица. Чувствовала, как кровь покидает ее сердце, вытекает из неё, словно все артерии лопнули, и вот уж будто в ней не осталось жизни, а только невыносимая боль.

Она просто притаилась и ждёт момента… Однажды боль придёт и разорвет твое сердце на части. И неважно какой день это будет, неважно, чем ты будешь заниматься, с кем ты будешь…

Потом я встретил тебя. В сердце стало много пустоты. Её можно было заполнить болью или тобой. Так случилось, что вышло второе. Тогда еще я не знал, что ты тоже превратишься в боль. Я и понятия не имел, что любить – означает терять…

— Завидую Вам. Это же прекрасная доля. Извлекать осколки из сердца. Истреблять боль.
— Ну не преувеличивайте. Таких осколков становится все меньше и меньше. А вот других.. Невидимых, которые ранят не менее жестоко.. Тут мы, хирурги, бессильны.

Кровь мальчишки, кипящая от пламени в глазах,
Кто засыпал на листах
И каждый текст сочинил с болью,
Будто он писал кровью вместо чернил. Я лучше ноги истопчу, упаду от ушибов,
Но буду счастлив тому, что не дойду до вершин
И моей внутренней скрипке дам игру завершить,
Свои натянутые жилы, порвав все струны души.

Теперь я знаю, что ты. Я думала, я знала до этого, но знаешь, после того, как тот пацан оказался в больнице, много лет назад, мне сказали, что у меня проблемы с гневом, но это не так. Я была злой из-за чего-то такого, чего-то что я потеряла. С тех пор попытки не быть злой сделали меня беззащитной и я теряла всё больше и больше… Лучше не становилось. Я хочу быть злой. Когда я убежала из колледжа, мне приснилось это в автобусе, а, может, я видела это из окна. Последний лист на дереве. Он опадет в конце. Мне так страшно, постоянно, и страз значит «боль», чувство, как будто всё закончилось, появилось задолго до того, как я вернулась. Так долго пыталась прятаться от него и убегать. Ясно. Это не закончится, пока я не умру. Но когда я умру, я хочу почувствовать боль, когда друзья уезжают, когда надо отпустить, когда весь этот город будет стёрт с карт, я хочу чувствовать такую боль. Сильно. Я хочу проигрывать, хочу быть побитой жизнью, хочу не сдаваться, пока от меня не избавятся и всё это не закончится. И знаешь что? Пока это не случится, я хочу снова надеяться и чувствовать боль. Потому что это значит, что что-то имеет смысл, значит что, по крайней мере, я что-то значу. Хе-хе-ха-ха-хе-хе-хе! Что-то значить, уже очень даже офигенно… Ты в курсе, что я тебя не понимаю?… О заткнись уже! Я знаю, в конце концов, это не спасёт меня, но я не надеюсь на будущее. Мне просто нужно, чтобы оно спасло меня сейчас, так что если собираешься убить меня сейчас сделай это! Если нет [пробуждается].

Но эта правда, которую вы скрывали так много лет, сделала Рэйчел самую сильную боль.

Ты даешь ему умереть. Ты отдашь его нам. Это тебя радует, правда? Тебе же хотелось, чтобы ему было больно.

Ты чувствуешь, как тебя окутывает мгла? Ты чувствуешь тянущую боль, когда она заползает в рот, в глаза, выедает тебя изнутри? Расскажи мне об этом.

Несколько встреч, пара ранок и ожидание…
«Если скучаешь – пустое шли сообщение».
Господи, как объяснить себе, что дыхание
Больше не льется в руки, подобно пению?
Больше не снимет трубку, не посоветует
Спать поскорее лечь, ведь он так волнуется…
Господи, я не знаю, кому мне следует
Плакать в жилет посредине распятой улицы,
Где собирать крупицы последних весточек?
Стало прохладно, руки как будто синие…
Я состою из жалких горящих клеточек,
Что растворяются в звуках родного имени.
Надо ли маме названивать в этих случаях?
Что люди делают с горечью и отчаяньем?
Господи, ты отбираешь у нас все лучшее,
Только скажи, наливаешь хотя бы чаю им?
Ставишь свои оценки за жизнь короткую?
Гладишь по кудрям? Плачут они? Ругаются? …Я отправляю уже sms-ку сотую…
Только на небе вряд ли они читаются…

А ещё.. Ещё я знаю, как выглядит искренность, которой нигде больше не осталось. Мы словно огромное умирающее дерево, что колышется на ветру, засыпая под шёпот безмирия, но всё ещё пьющее кровь планеты, наполняя её болью.

Слезы — это та жидкость, которая выливается почему-то из глаз, когда выжимают твою душу.

Его взгляд залатал дыру в самом центре моего существа.

Любая влюбленная узнает себя в Русалочке Андерсена, которая из-за любви сменила свой рыбий хвост на женские ножки, хотя ступала при этом словно по ножам и иголкам.

Однажды, когда одну из драгоценных нитей твоего сердца обрубят, все остальные тоже повиснут.

Тебе больно — прими это. Терпи это пока не пройдет, пока время не сотрет все следы.

Бывают такие запрещенные удары, особенно в любви и в боксе – не то что вскрикнуть, вздохнуть потом не можешь.

Что со мной? Неважно, сколько гадостей он скажет, я же его ненавижу. И мне не больно… Мне не должно быть больно…

Чем ближе подпускаешь к себе человека, тем больнее он тебя ранит.

Если не можешь стать счастьем — будь болью. Разучившись любить, не спеши ненавидеть. Любовь их — это необузданная слабость, губительная для предмета их любви, ненависть — горячая, стремительная, слепая сила, всегда губительная для них самих. Когда ты почувствуешь, что способен любить, — сходи с Дороги и строй Дом. Если тебе показалось, что можешь ненавидеть, — беги!

Нет боли, сравнимой с мукой любить женщину, чье тело отвечает каждому твоему движению, но чье истинное «я» для тебя недоступно, — она просто не знает, где его искать.

Любить человека, которого у тебя отняли, – такая боль…

Потом я встретил тебя. В сердце стало много пустоты. Её можно было заполнить болью или тобой. Так случилось, что вышло второе. Тогда еще я не знал, что ты тоже превратишься в боль. Я и понятия не имел, что любить – означает терять…

Многое начинаешь понимать только после того, как побываешь на самом дне. Мы отвергаем всё красивое, а осознаём свою ошибку лишь лежа лицом в грязи. Только узнав любовь, мы узнаем боль, как и тьму мы начинаем видеть только после того, как взглянули на солнце. Ничто из этого не глупо и ничто не тщетно.

Каждый раз надеюсь, что однажды проснусь и ничего не буду чувствовать, разлюблю его — но каждый раз просыпаюсь с этой же болью. Как будто у меня рак души.

Я снова возвращаюсь к мысли, что проще не любить, не хотеть, не знать — не быть самим собой, быть кем-то другим. Пусть унижают другого, пусть бьют и жгут заживо его, но не тебя, ибо тебя просто нет. Есть некто другой, склеенный из боли утраченного и попыток жить заново. Опустошенный и чего-то ждущий.

Я знаю, что, когда я буду отдавать её другому, мне будет очень больно. Но одна её улыбка будет стоить всех моих страданий, одна её улыбка исцелит всю мою боль…

Есть боль. Боль через которую выдыхаешь дым никотина в сторону ушедшей от тебя прочь пассии. Боль с которой получаешься пощечину от самого близкого и родного мужчины, но продолжаешь любить его. Боль сквозь которую забираешь со стола свернутые пополам крупные купюры, как плату за самую роскошную ночь в мире, а внутри, на более мелкой надпись «Тебе на такси». И самое гадкое в этом то, что такую боль практически невозможно излечить любовью, наркотиками, нежностью или же заглушить алкоголем.

Это ужас в реальности несбывшейся мечты обычной девочки. Как русалочка обожглась своей любовью, так и я таю от пламени боли, превращаясь в морскую пену.

Говорят, что боль это – нечто вроде наркотика. К ней привыкаешь, как к телесному наслаждению, и попробовав один раз, уже не сможешь жить без того самого грубого шлепка по заднице, без страстного, до синего засоса поцелуя в шею. В этой боли есть свой смак, своя изюминка. Кнут и пряник, который ты начинаешь ставить на чаши весов, как самое страшное наказание, что кнутом ударит по чувствительной коже, и как самое сладкое поощрение в виде того самого пряника, который ты ненавидишь всем своим сердцем, что покрыто шрамами совсем другой боли. Душевная боль схожа с терпким виски. Ее невозможно пить чистой, ибо обжигаешься до самого основания, но, когда грубая ладонь сильно сжимает скулы и вливает в рот эти самые виски, то ты глотаешь ее смешивая внутри со слезами, и тогда получается размешанная боль. Ты можешь ее либо выдержать, либо проглотить и жить дальше, а можешь задушить ее путем собственного удушения, но только отчаянье и суицид твое самое главное табу, что ты не можешь разрушить. Это твое наказание. Боль твое наказание, как и поощрение, как и самая главная награда к которой ты стремишься, забывая считать минуты, секунды до взрыва.

Возможно, я не могу быть счастьем, если приношу проблемы, боль и нестерпимое желание любить себя, как сладострастное тело, но не умную женщину.

Порой я с головой погружаюсь в мир воспоминаний, ласкающий меня колкими шипами хрупкой, иссохшей розы по чувствительным местам моей ноющей души. И я не могу остановить горьких слез потери, сдержать истошного внутреннего стона и пережить это состояние с достоинством, продолжая падать в бездну безумия и отчаяния с невероятной скоростью, без возможности остановить адскую воронку, затягивающую в прошлое так стремительно и бесповоротно.

Боль эхом отразилась от хрустального свода прекрасного замка, стены затрещали от резкого импульса, вырвавшегося из ее раненой груди, но глаза оставались холодными, наполненными тихой грустью и поздним озарением. Апатия навалилась на плечи, она, не в силах выдержать этого груза, упала посреди разрушенного, наполненного светом зала. Находясь под чарами безумного безразличия и совсем потеряв способность здраво мыслить, она направляет свой светлый взор на открывшееся над головой прозрачно-голубое ночное небо. Капли слез, ранее пролитых в этом священном месте, наблюдают за ней сверху, обрамленные ярким звездным светом, кружат в масштабном танце меланхолии, так и норовя сорваться вниз, коснуться ее щек, пробежать по светлому подбородку и вновь вернуться на небосвод. Желание продолжать начатое, бороться за собственный мир тают на глазах, словно снежинка в руках, как и желание жить. Так, сжавшись в комочек посреди огромного, светлого и холодного мира, она с немой печалью в глазах отдалась черной, страшной апатии, пожравшей ее нежную израненную душу.

Закрылась.
Грохот закрывающейся двери эхом разошелся по высоким сводам, доселе наполненного солнечным светом, замка.
В полумраке постепенно сгущался туман, огибая препятствия, он тянулся к постаменту с пульсирующим энергией сердцем, обжигая его ледяным прикосновением.
Сердцебиение замедлилось, мир вокруг застыл на мгновение, сокровище посреди зала задрожало, движимое изнутри странной силой, несущей разрушение и дисбаланс.
Громкий стон сорвался с розоватых губ девушки, испытавшей невыносимую боль в области груди.Она закрылась.
Но слишком поздно.

— Так почему ты не плачешь больше?
— Ни одна боль не может длиться вечно.

Она подняла на него свои кристально чистые, кричащие от боли, изумрудные глаза и невольно всхлипнула, в попытке взять себя в руки, но каждая мысль, приходившая в ее светлую голову отдавалась глухой болью в груди, не позволяя этому случиться. Он безучастно продолжал смотреть на подрагивающие нежные плечи, на вздымающуюся от глубоких вздохов грудь, на порозовевшие от гнева или горечи щеки, на резкие покусывания нижней губы, ставшей оттого совсем алой и прекрасно припухшей. Она манила к себе всем своим существом, желание прильнуть к припухшим губам и провести пальцем по мокрым ресницам было таким невыносимым, что буквально причиняла ему физическую боль. Борясь с самим собой, он сжал кулак, собрав в него всю свою волю и с усилием оторвал взгляд от любимого лица, обрамленного смертельной печалью.
— Мы не можем быть вместе, — выдавил он из себя, чувствуя, как ком подползает к горлу. Она с надеждой взглянула на него, приоткрыв рот в попытке задать вопрос, сводивший с ума их обоих в равной степени, но он опередил ее, резко и безжалостно проводя пятью словами по открытой, обнаженной душе девушки. — Нет, я не люблю тебя.

Меня душила такая невыносимая тоска, слезы струились потоком по щекам, а от боли в груди хотелось лезть на стены, нечеловечески крича. Всё вокруг окрасилось в черный цвет, смешавшись со светом, излучаемым моей душою; чувства, притухшие на мгновенье, издали хлопок, взорвавшись где-то внутри грудной клетки. Чувствуя внутреннее кровотечение, отплевываясь кровью, я добавляю в этот коктейль алый цвет и провожу дрожащим пальцем по осколкам этих чувств, содрогаясь от каждого неравномерного стука в груди и сдерживая желание разорвать свое сердце к чертям.

Dolor acer.
Желание побега.
Mors voluntaria.
Испарение.
Vastatio.Пустота. Спасения не будет,
Ведь ты сама опустила свою голову
На плаху.
Слабые умирают.
Сильные остаются.
Даже самая ужасная боль
Сопровождается последующей отрадой.
В твоем случае,Утешение в забвении. Sound of a breaking heart.

— Мне в самом деле плохо, настолько, что даже не хватает слов красиво описать свои чувства, я просто по кусочкам рассыпаюсь, больными щипками трогает сердце и перехватывает дыхание…
— Закрой в себе боль и держи голову прямо. Но буду честен, это никого не волнует. Ты никого не волнуешь.

Было в буквальном смысле стыдно за свои чувства,
За свое беспокойное сердце, влюбленно и трепетно относящееся к человеку,
Который выражал свою любовь совершенно иначе,
И я не видела этого,
И продолжала накручивать свои мысли в затейливые спирали в моей голове вместе с темными прядями, ниспадающими на мокрое лицо.
Я требую слишком много от бесстрастного мечтателя, коим он себя называет,
И мне так больно
И так стыдно,
Так жаль,
Что я снова и снова умираю от мысли остаться нелюбимой и
Одинокой.

Он снился мне, вновь. Его слезящиеся глаза выдавали грусть разбитого сердца. Когда-то я клалась в том, что обязана разбить его сердце, истоптать душу и выбросить, как сделал когда-то со мной это он. Так почему же этот взгляд, эти слезящиеся светлые глаза, полные боли, кольнули меня, заставили встрепенуться? И хоть головой я осознавала невозможность происходящего, что это лишь плод моей фантазии, эхо кричащих осколков души, поломанной его рукой, однако чувство внутри, его дыхание, движение глаз — все это было слишком реально, чтобы быть сном. Движение губ, к которым я с такой страстью прижималась, вызвало во мне океан эмоций, буря внутри набирала силу, готовая вырваться в любой момент и закричать от желания вновь прильнуть к ним своими губами. Трепет, пробирающий до костей, вызванный его говорящими глазами, словно побуждал на какие-либо действия, давал внутренние толчки к осуществлению нарастающих в душе желаний. Не в силах больше это терпеть, я прервала этот момент, вернувшись в серую, бледную реальность, которая ударила мне в затылок ледяным дыханием одиночества.

Она тяжело вздохнула, взглянув на раны, покрывающие ее тело: ссадины, порезы и синяки, за такое короткое время они стали неотъемлемой частью ее самой. Глаза вновь наполнились слезами и горячие дорожки пробежались по щекам, орошая раны на руках. Однако боли она не почувствовала, то ли оттого, что давно привыкла к таковой, а может дело в том, что все эти раны, на самом деле, покрывали не физическое, а астральное тело, ее душу.
И следующая слеза больно обожгла грудь.

Как не крути, а я не верю в то, что другим может быть хуже, чем мне.

Я поняла, что этот жест может приносить не только радость, но и боль. Когда близкий человек берёт за руку твоего врага, это больно.

У нее в груди что-то громко щелкнуло, звук, отдаваясь эхом в ее душе, распространился по всему пространству этой темноты. Она опустила голову и не смогла сдержать слез, которые полились из ее светлых глаз океаном несбывшихся надежд и жалких разочарований. В голове отчетливо слышались осуждающие крики, что окружали и обезоруживали несчастную девушку, стоящую на крутом уступе пред непроглядной черной пропастью. Та словно ждала любой ошибки с ее стороны, чтобы, наконец, забрать ее полностью, со всеми ее горькими слезами, внутренним криком, что не прекращался уже давно, с этими окровавленными руками, с тем же сладким, но разбитым сердцем, с ее светящейся от слез щеками, со всем, что у нее было и чего не было, — она с радостью поглотит и не вернет обратно, как бы ты потом не умоляла вернуться назад.

Он тоже пытался утопить свою давнюю боль в чужих разбитых сердцах.

Боишься боли, трактуя любовь по-своему,
А я боюсь присвоить тебя и все испортить…

Да,
Кто бы ни был он:
Бедняк или сам король,
Но боль
От любви несчастной у всех одна.

— Я хочу похоронить его…
— Да.
— Если любовь такая, я не хочу любить! Избавьте меня от неё! Пожалуйста… Почему? Почему мне так больно?!
— Потому что она настоящая…

Ты прости меня за глупость. Просто мне больно.

Иногда любовь дает нам пощечину. И даже если это не впервые, каждый раз это одинаково больно. Любовь никому не делает скидок. Это дело, в котором опыт ничего не значит. Хорошая пощечина в 20 лет ранит также, как и пощечина в 60.

За ярким солнцем моей любви скрывались тихие пожары, раны, струпья бессонницы.

— Но почему? Почему так все закончилось?
— Глупая девочка. Он увидел тебя. Он захотел быть с тобой. Яркой, красивой, полной жизни и эмоций. Которых не было у него. Он был ничем. Серость. Неглупая посредственность. Который на некоторое время удалось прикинуться личностью. Просто ты видела его через стекло своей любви. И его освещала твоя любовь. Поверь мне, он никогда тебя не забудет. Как не сумеет забыть себя вместе с тобой. У него никогда не получится хоть раз стать таким, каким ты его знала. Я несу романтичную чушь? Ничего подобного. Так оно и было. Хоть я и не наблюдал вашу историю. Я знаю. Так бывает.

Хочу проклинать, но невольно
О ласках привычных молю.
Мне страшно, мне душно, мне больно…
Но я повторяю: люблю!

Жаль, что кончается всё
Всё, что хотелось хранить.
Жаль, что кончается зря
И зря не кончается боль.
А где-то возможно всё:
Бессмертие, дружба, любовь,
Невинность ума и души.
Целую, пока, пиши.

Знаешь, принято считать, что душевная боль на самом деле залечивает раны. Это не так, это просто душевная боль. Знаешь, что лучше? Любовь. Только любовь. Когда ты начинаешь думать, что любовь переоценивают, ты начинаешь заблуждаться.

Ты оставляла мне царапины на спине,
Oни переместились на сердце, прибавив в глубине.

А знаешь, что причиняет мне боль больше всего? Осознание того, что я для тебя был всего лишь главой в огромном томе твоей жизни, когда ты для меня — целый роман.

Ты знал, что слова могут резать больнее самого острого в мире ножа?

Иногда хочется высказаться кому-то, рассказать всю правду, забыть всю ложь, которую ты придумывал всю свою жизнь и просто начать жизнь с нового листа. Но я не настолько безумен, чтобы бросится с головой в омут и очутиться на больничной койке. Так что на протяжении всей своей жизни я продолжаю творить и создавать. И мне плевать, что все мои изобретения основываются на лжи. Плевать, что они причиняют боль другим. Важно то, что эти иллюзии приносят больше счастья, чем боли. Вот так я себя оправдываю всегда.

Люби её так, как никогда меня не любил.
Терпи ее выходки, как не терпел мои.
Я в сердце к себе понемногу таскаю тротил.
Чтоб взорвать его к черту и не пить больше
Отравляющей своей любви.

Кричу от боли! Но кому?
Стене, окну, проему двери…
Земной ли емкостью измерюПредел страданью моему.

Я трачу губы не на тех, кого люблю
И провоцирую себя бутылкой водки.
Я отправляю письма адресату. уоu.
И просто жду в глазах с надеждой идиотки. Я трачу жизнь впустую, прожигая дни,
Мосты сжигая за собой, чтоб не вернуться.
И я звоню другому — получить любви,
Чтоб в четырёх стенах одной не задохнуться. Я трачу руки не на тех, кого хочу
И выбиваю из себя слова «так надо!»,
Но я за всё это, конечно, заплачу —
Мне Бог воздаст. И есть за что — я виновата! Я трачу взгляды не на тех, кто был бы рад
И, как огня, боюсь казаться настоящей,
И с каждым днём всё больше верю в маскарад,
Где вечный траур по моей душе пропащей. Я трачу слёзы не на тех, кого мне жаль
И истребляю своё «Я». Спасибо фальши!
А что потом, когда рассеется печаль,
Когда я вновь смогу любить, что будет дальше??? И я растратила себя почти что всю.
Внутри тоска изъела душу, словно щёлочь.
Немеют руки, но я всё-таки пишу:
«Прости, хороший мой, за всё, я просто сволочь…»

Время всё лечит, лечит всё время.
Лечат поездки и новые люди.
Лечит весна, лечит вал впечатлений,
Сны и предчувствия — то ль еще будет!
Стрелки пушистые от самолетов
В небе… и шпалы бегущие лечат.
Лечит надежный и преданный кто-то,
В нужный момент, обнимая за плечи…

И эта боль уйдет с тающим снегом или с первым дождем. В этом месяце, кажется, все умирается дольше. Моя улица пульсирует на картах, словно маяк для спасения. Я откликаюсь на доброе слово, на мягкий взгляд. Но меня ничего не должно касаться. Каждая клетка плачет свою историю, в каждом движении своя неловкость и крик. Мне хочется простить себя за то, что столько настоящего живет в сейчас. Моя боль уйдет с тающим снегом или с первым дождем. Развеется наш запах, рассыпятся в воспоминаниях слова. Я складываю руки: ладонь к ладони.
Глубокий и пунктирный вдох и выдох. Календарные числа роняют свои листы. Вдох. Боль уйдет…
Протяжный выдох.

Боль, которую ты чувствуешь сегодня, превратится в силу, которую ты почувствуешь завтра.

Уходи.
Оборви все связи.
Не здоровайся.
Не звони.
Не пиши. — Ты любила меня разве?
— Я не чаяла в тебе души.

Любовь приносит только боль. Она как наркотик. Сначала тебе очень хорошо, но потом начинается ломка, и ты просто умираешь.

Душа чувствительна… Порой, болит.
Но лезут «лекари» в неё без спроса,
Не врачевать, а раны бередить —
И бичевать… коль не впускаю ПОСЛЕ.

И ты сгораешь в пламени собственной прострации, бессилия, как органическое вещество в кислороде.

Не закрывайте люди сердце на замок,
Когда внутри от боли все немеет,
Всему отпущен в жизни срок,
От холода и слёз со временем и он ржавеет.

Сострадание — нечто более высокое, идущее из глубины души, а жалость там, где страх и боль.

— Посмотрим. Чтобы говорить о будущем, нужно выжить в настоящем.
— Порой настоящее не оставляет никаких шансов на выживание и приходится искать спасение в будущем. В мечтах о лучшем мире.
— Нельзя создать новый мир, не разрушив старого. Нельзя прожить жизнь, ни разу не почувствовав боль и разочарование. Каждый проходит через это.
Лиа погрустнела и прикрыла глаза.
— А что, если боли и разочарования слишком много?
— На судьбу каждого человека выпадает ровно столько испытаний, сколько он сможет преодолеть. И с каждым разом он будет становиться сильнее.
— Значит, я смогу стать сильнее? — глаза Лии вспыхнули ледяным пламенем.
— Ты уже стала. Приняв и отпустив своё прошлое — мы тоже становимся сильнее.

Когда терзаюсь в бессознанье,
Когда в ушах кричат слова,
Тогда к неспящим обращаюсь.
И напишу им «как дела?» Тогда в раздумьях беспредельных,
У них спрошу о мелочах.
В тот миг, когда пустое бремя
Нести придется на плечах. Они ответят «все нормально»
И спросят так же «как дела».
Им не узнать, как мне печально,
Что я таблетки пью для сна. Что больно встать, сидеть и бегать,
Как трудно «я люблю» сказать.
Что я прощаться не умею
И не умею я прощать. Что все хранится в ребрах в сейфе,
Что маски надо поменять.
Какие иглы в хрупком сердце.
Как я боюсь. Им не узнать.

Искра божия вспыхнула рано,
Но о том ли печалиться нам?
Ведь увидит Изольда Тристана
И платок поднесет к губам. При луне ночью звездною речи
Снимут с сердца тяжелый груз,
Рассеченную рану залечит
Поцелуя соленого вкус.

Увидеть боль человеку не по силам. Но прочувствовать ее можно каждым наномиллиметром клеток своего тела. Сначала чертова горечь концентрируется где-то в одном месте и пульсирует, пульсирует, словно прострел в позвоночнике. Кажется, в теле образовалась дырка, однако, ощупав себя руками, приходишь к выводу, что порвалась твоя душа. И нитками тут не поможешь.

Кровь, мусор, боль — все это наш мир. Люди плюют на асфальт. Люди убивают других людей. Люди предают и изменяют. И самое страшное состоит в том, что этому безумию невозможно положить конец.

Ты стал для меня табу, после того как исчез из моей жизни. Я старалась не задеть тебя даже краешком мысли… А теперь я шагаю по закоулкам своей памяти с гордо поднятой головой и ликую! Я сделала это! Я всё-таки тебя пережила… И это достижение стоит того, чтобы занести его в книгу рекордов, ведь забыть было стократ сложнее, чем встретить. Не знаю, зачем мне послали тебя, но меня явно любят проверять на прочность. Разве так можно?… Подарить, а потом отнять. Жизнь никогда не играет по правилам. Она их устанавливает, но, вот беда, забывает уведомить об изменениях. Твоё имя должно было стать указателем дороги к счастью, а стало синонимом к слову боль. Но боль проходит… И ты прошёл. I Win!

У тебя болела душа когда-нибудь?
Когда эту боль ощущаешь физически…
Когда вокруг четыре стены и страшно панически,
И мысли рисуют картинки на потолке.
Когда в железных тисках раздавило лёгкие,
И вот ты лежишь… не вдохнуть… не выдохнуть…
И крылья сломаны, из оков не выпорхнуть,
Но пульс отмеряет биение сердца в твоей руке.
Когда новый день встречать не хочется,
И давит на плечи твоё одиночество,
Да к чёрту, судьба, все твои пророчества…
Ты знаки и нити свои путеводные забери…
Какая ты всё-таки тварь безбожная!
И вот уже помощь в пути неотложная…
Да вы не старайтесь… тут всё искорежено…
Ты знала, так будет… что ж… стой и смотри…

Передайте ему, что он в чёрном списке
Всех моих адресов и мыслей.
Пусть он больше украдкой ко мне не стучится,
В мои сны, двери, жизнь… Никогда!
Пусть я слёз на глазах не скрою,
Он принёс мне, поверьте, немало боли,
И пора уже дописать this story,
А о чувствах пожалуй я умолчу.
Я виновна лишь в том, что его любила,
Что от глаз его карих с ума сходила,
Что хотела родить ему дочь или сына,
Но мечтам, увы, сбыться не суждено.
Вновь отчаянье сквозит между строчек,
Эх… поставить бы уже длинный прочерк,
Только сердце вот отпускать не хочет…
Но об этом его каждый день молю.
Иногда я хочу убежать, раствориться,
Поменять номер, город, лица…
Чтобы где-то суметь наконец забыться,
И не встретить его… Никогда! Передайте ему, пусть уходит…
Я боюсь повторения этой story,
Он принёс мне, поверьте, немало боли,
А о чувствах пожалуй я умолчу…

Причинять боль, чувствовать боль… Когда любишь, ты в самом деле не можешь контролировать это.

Я знаю, можно жить словно кукла — бесчувственно и вроде не больно.

Если что-то тебя беспокоит — беспокойся. Если причиняет боль — пусть. Раз полюбила — люби. Все нормально, пока ты можешь с кем-нибудь разделить свои переживания.

Эта жизнь будет хорошей и прекрасной, но не без разбитого сердца. Со смертью наступает покой, но боль — это цена жизни, как любовь. Так мы понимаем, что мы живы.

Я люблю тебя за то, что твое ожидание ждет
Того, что никогда не сможет произойти…

Я останусь слезою на мокром стекле,
Если сдавит виски в ожидании вздоха..
Это я наконец осознала, что мне
Без тебя и с тобой
Одинаково плохо.

Ты жесток, ты беспутен, ты приносишь горе, но ты ведь сам несчастлив от этого, разве нет? И почему ты никогда не признавался мне в этом? Почему не позволил мне показать, что я это вижу? Почему просто не позволил мне быть твоей женой… быть тебе хорошей женой? Видят боги, я этого так хотела.

Ты знаешь, от осознания всего я б сдох.

Самая сильная любовь — та, которая не боится проявить слабость. Как бы там ни было, если это — настоящая любовь (а не самообман, не способ отвлечься или провести время, ибо оно в этом городе тянется бесконечно), то свобода рано или поздно победит ревность, уймет причиняемую ею боль, потому что боль — тоже в порядке вещей. Каждый, кто занимался спортом, знает: хочешь добиться результата — будь готов к ежедневной дозе боли, к тому, что тебе будет плохо. Поначалу кажется, что это — совершенно ни к чему, что это приносит только ломоту в мышцах, но с течением времени начинаешь понимать: нет, это входит в программу, не испытав боли и ломоты, не сможешь обрести легкость и силу, а потом приходит минута, когда ты чувствуешь — без боли ты не достигаешь желаемого результата.

Стиснув до белизны кулаки,
Я не чувствую боли.
Я играю лишь главные роли —
Пусть они не всегда велики,
Но зато в них всегда больше соли,
Больше желчи в них или тоски,
Прямоты или истинной воли —
Они страшно подчас нелегки,
Но за них и награды поболе.

Я никогда не чувствовал такой боли, потому что моё сердце никогда так не любило…

— Как вообще люди понимают, что пришло время двигаться дальше?
— Я не знаю. Думаю, что однажды ты встретишь кого-то ещё и полюбишь его всем сердцем. И это будет означать, что ты пошёл дальше. Даже не осознавая этого.

— Я не хочу причинять тебе боль.
— Так не причиняй.
— Прости меня, я в растерянности. Говоришь, что для тебя это имеет значение, но по тебе не видно, имеет хоть что-нибудь для тебя значение?!..
— Имеет, очень большое.
— Покажи мне, что имеет значение?
— Как мне это показать?! Орать на тебя?! Кричать?! Ударить тебя? Если я это сделаю, разве это покажет, что ты для меня важна? Я люблю тебя. Что бы я ни сказал, это ничего не изменит, потому что ты любишь другого.

«Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?..»
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

В сторонке бабушка стояла,
Рецепт, потертый кошелек…
А по щеке слеза бежала…
Жестокости немой упрек. Тихонько отошла и плачет,
Ведь на лекарства денег нет.
Другие люди, спрятав сдачу
Спешили, суета — сует… У каждого свои проблемы…
У каждого судьба своя…
А у нее кружились стены,
От слез болела голова… Последние считает крохи,
До этого пришлось дожить…
На том листке, всего лишь строки,
От этих строк зависит жизнь… И женщина, приняв своею,
Ту боль, что в тех глазах прочла,
К окошку повела, жалея,
И мимо боли не прошла… Держалась за руку старушка,
Боясь надежду потерять…
К окошку шла она послушно,
Чтобы рецепт опять подать… Та женщина все оплатила,
Вложила деньги ей в ладошку…
У бабушки слеза застыла…
Не верила, так быть не может… Привыкли мы в добро не верить…
Проходим смело мимо слез…
Мы душу спрятали за дверью,
А на добро — немой вопрос… А бабушка, поверив в чудо,
Поверив — есть добро на свете,
Быть может долго помнить будет,
Молитвой на добро ответив…

Счастье обычно омыто слезами,
Душевною болью, покрытою кровью,
Уже почему-то чужими словами,
Уже почему-то чужим хладнокровием. Все знают, что счастье не купишь за грош,
Все знают, что счастье равно всей той боли,
От коей недавно могло бросить в дрожь,
А может в объятия вина и пистоля.

Улыбка на лице, а в сердце море боли… Потерпим до могилы. Всё по Божьей воле.

Больно. Очень больно. Боль всегда была рядом со мной. Такова моя судьба. Терпеть, стиснув зубы, и продолжать жить. Продолжать дышать. Продолжать мечтать. Продолжать верить в то, что скоро всё изменится.

Однажды мы не простим, а перерастем эту боль и просто пойдём дальше.

Воспоминания прошлого. Фрагменты утраченного счастья. Иногда мы возвращаемся к ним, словно к кинопленкам семейного архива, оставленных на чердаке в старой коробке. Эти забытые цветные воспоминания лежат себе там годами, пока болезненная чувствительность в области сердца не притупится.
Когда происходит излечение, меняется все. Все встает на свои прежние места: размеренный уклад жизни, развенчанные иллюзии, непотревоженные секреты…

Когда ты поймёшь, что процесс роста состоит из боли, — боль перестанет для тебя быть негативной, а сложности — станут желанными.

Я не умею полностью доверять человеку. Это, наверно, правильно. Доверие может убить, а недоверие лишь только ранить.

Лицемерное рассуждение о боли… Отчего каждый из нас всегда думает о той боли, которую готов вынести сам, и не видит, что происходит прямо перед его глазами?

Больно, когда режут живое и отрывают дорогое… Это совсем не разочарование, а осознание себя. Ощущение, что настала пора неизбежных перемен в жизни и Судьбе. Поздно что-то менять. В жизни ничего не происходит случайно, нельзя забывать об этом.

Ты стремишься стать лучше, если девушка, которую ты любишь называет тебя другом. В итоге ты становишься ее лучшим другом.

Когда ты в бриллиантах и шелках,Друзья тебя качают на руках.
Когда ты покупаешь им вино,
Они с тобой смеются заодно…
Ты делаешь подарки, к ним спешишь.
Волнуешься и дружбой дорожишь.
Приходишь, помогаешь им в беде…
Ты плачешь… А друзья сегодня где?
Когда не в бриллиантах, а в долгах…
Когда не над землёю, а в ногах,
То присмотрись, кто рядышком с тобой,
Вот это друг, подаренный судьбой.
А те, кто хохотали в унисон,
И тратили с тобою миллион,
Сегодня будут также хохотать,
С твоим врагом, тебя же обсуждать…
У радости всегда друзей полно.
Но в тот момент, когда в душе темно,
Из десяти останется один,
Кто рядышком без выгодных причин,
А потому что в нём душа живёт,
Которая, без слов тебя поймёт.
А остальных отшей, ведь их душа
Не стоит, к сожаленью, ни гроша.
Не трать себя на всех, а посмотри,
В ком солнце не снаружи, а внутри.
Запомни, не бывает сто друзей,
Но есть один, кто этих ста – верней…

Расставаться с болью больно.

Любви без боли не бывает,
мы испытали на себе.
За совершенные ошибки
платить приходится вдвойне. Но я тебя не забываю
и очень не хватает мне
волос твоих, твоей улыбки,Руки твоей в моей руке.

Я причиняю чересчур много боли тем, кто любит меня, и кого люблю я.

Боль — всего лишь временное ощущение, она проходит и забывается, поэтому я должна забыть о ней сейчас, чтобы сделать то, что мне действительно необходимо.

Мне тоже сложно переживать то, что ты здесь, и каждую встречу с тобой. Но мы привыкнем к этому, и к тому, что нас больше ничто не связывает.

Раны от любви если не всегда убивают, то никогда не заживают.

Жизнь полна боли… но есть в ней также любовь и красота.

Любовь слепа. Мы смотрели только друг на друга и не замечали, что наша любовь причиняет кому-то боль…

И приходит мысль невольно
В череде безликих дней,
Что любить — ужасно больно…
Не любить — ещё больней…

Боль — величайшая сила любви.

— Я был там не четыре месяца.
— Что?
— Это здесь четыре, а там время тянется совсем иначе. Четыре месяца идут за сорок лет.
— О, Боже!..
— Они меня резали и рвали так, что живого места не оставалось… Но я становился единым целым. Как по волшебству, чтоб начать снова. А в конце дня, в конце каждого адова дня, Аластар приходил ко мне. Каждый день… И предлагал выход. Он предлагал мне сделку. Мои пытки прекратятся, если я сам стану палачом. И каждый день я посылал его. Каждый день я вспоминал свет солнца… Целых тридцать лет… Но потом я сломался, Сэмми. Я не смог… И дал свое согласие. Прости, Господи, я сам стал драть их на куски! Я потерял счет этим… Этим… несчастным…
— Дин, но ведь ты продержался целых тридцать лет, кто бы ты ни был…
— Эта память… Она всегда со мной. Если бы я мог не чувствовать, Сэмми! Если бы мог послать все чувства к черту!..

Единственное средство от любви — это любовь…Облака смотрели сверху
Как люди рвутся на куски.
Прорвались.
И я лежу без рук без ног без головы
От любви.

Отныне я больше никому не хочу нравиться. Любовь доставляет только боль.

Однообразные мелькают
Всё с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи.

Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь,
И под её атласной кожей
Бежит отравленная кровь.

Но как бы там ни было, я считаю, что была к тебе несправедлива. Сбивала тебя с толку и причиняла немало боли. Однако тем самым я сбивала с толку и причиняла боль самой себе. Я не собираюсь оправдываться или защищать себя, но это так.

Любишь, любишь человека, а потом смотришь – и не любишь его, а если чего и жаль, то не его, а своих чувств – вот так выпустишь их погулять, а они вернутся к тебе ползком, с выбитыми зубами и кровоподтеками.

— Мне жаль, что я сделала тебя несчастным.
— Не стоит жалеть об этом. Лучше помни, что ты подарила мне столько счастья. Вот от чего больно. Столько счастья…

Как ты мог поранить свою собственную руку? Руку, которая играет на гитаре? Руку, которая играет в баскетбол? Руку, которая делает модели? Руку, которая обнимала меня? Как ты можешь снова причинять себе боль?

— Не говори о бабушке. Я не хочу о ней говорить. Не могу.
— Почему?
— Потому что… потому что я ничего не хочу чувствовать.
— Но мы должны о ней говорить. Мы не можем перестать её помнить или любить, лишь потому что это больно. Она никогда не переставала нас любить.

Меланхолия может быть очень соблазнительной. Это такое чувство сладостной боли, подобное любви. А в боли есть что-то настоящее, несомненное. Как и любовь, меланхолия может тебя переполнять. В нее хочется погрузиться.

— Не дай ему разлучить нас. Тяжело дыша, Пит сражается со своими кошмарами.
— Нет. Не хочу… Я почти до боли стискиваю его руки.
— Будь со мной.
Зрачки Пита суживаются до размера булавочных головок, быстро расширяются, затем возвращаются к нормальному размеру.
— Всегда, — шепчет он.

Вы — сладкий яд, Вы — горький мед. Вы — божество, Вы — сущий дьявол. Вас ищу, от Вас бегу. Я не люблю Вас и люблю.

Любовь должна приносить радость, покой в душах и всё такое, а моя несла всем только боль.

Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь — стихами грехи замолю,
Но объясни — я люблю оттого, что болит,
Или это болит, оттого, что люблю?

Горе и Скорбь — это раны, кровоточащие от любого прикосновения, кроме лёгкого касания руки Любви, но даже в этом случае кровотечение продолжается хотя уже и без боли.

Мне больно, когда ты далеко,
Ещё больнее, когда ты рядом…

Вокруг и так хватает боли, наполним этот мир любовью…

— Если ты потеряешь ту, кого любишь, тебе будет так больно, что ты станешь выть на Луну ночи на пролет.
— Но если твой собрат откусит тебе часть твоего хвоста, ты тоже будешь выть ночи на пролет. Ты можешь потерять хвост или лапу, но это не значит, что не стоит иметь хвост или лапу.
— Если ты любишь, ты зависим.
— Если ты не любишь, ты тоже зависим, — возразил на это цветок, — но от других вещей.

Единственный способ защитить любимых — это отказаться и уйти, унося свое проклятье — свою замешанную на чужой гибели удачу.

И ещё. Я прощаю любимым людям то, что не могу простить себе. И недавно мне стало страшно. Понимаю, бывает всякое, какой-то один поступок не характеризует личность человека в целом и не изменит моё о нём мнение, но любить его так, как раньше — я больше не смогу. Во мне появится ещё один кристаллик льда, из которых потом можно будет сложить слово ВЕЧНОСТЬ.
Пусть то, что умерло, останется мёртвым, но я надеюсь, что «прах, в прах возвратившись», даст плодотворную почву живущему ныне…

— Значит, ты уже по нему скучаешь, хотя вы ещё и не в разлуке, так? — спросила Мэри.
— С тобой так было?
— Довольно долго.
— А почему это так больно?
— Потому что любить — значит в первую очередь рисковать. Опасно доверить себя другому, открыть дверь в собственное сердце. От этого может быть неописуемо больно. Иногда это становится наваждением.
— Да, я только об этом и думаю!
— От этой боли не помогают никакие лекарства.

<…> Мысли о прошлом мучают тебя, терзают днём и ночью… Всё время… Бывает, пытаешься их прогнать и не знаешь — то ли закрыть глаза, то ли не закрывать их совсем… Наступает такой момент, когда… Господь свидетель, я пыталась… Пыталась понять, почему всё у нас пошло наперекосяк… Всё… Но…
— Но?
<…>
— Но у меня ничего не получается. Я не понимаю. Я…
Она плакала.

– А вы меня и вправду любите, Виктор Сергеевич?
– Вправду, Маша. А ты меня?
– А я, наверное, без вас жить не смогу.
Я усмехаюсь, пряча лицо в капюшон штормовки. Сможешь, Маша. И я смогу без тебя. Вопрос – как? Раны-то заживают, но потери не восстанавливаются.

Удовольствие от любви длится лишь мгновение, боль от любви длится всю жизнь.

Как же круто любить кого-то до боли, но как люди это выдерживают?

Я слишком часто видела, как ломаются люди. Словно хрупкие спички, на которых надавили немного сильнее. Не хочу быть одной из них. Никогда в жизни, во что бы то ни стало, я не превращусь в утопающее в собственной никчемности, безнадежное и полностью раздробленное существо.

Я знаю, что ты чувствовал, потому что я чувствовала тоже самое. И мне было паршиво… Но, знаешь, ничего удивительно, я всегда тебя разочаровываю — это то, что у меня получается лучше всего.

Я не хочу больше страдать, засыпать в слезах, испытывать постоянную боль и сожалеть о своем существовании. С меня этого достаточно, я сыта этим по самое горло.

Он никогда не желал ее делить с кем бы то ни было, не намеревался терять ее заботу, расставаться с ее бредовым чувством юмора, лишаться ее ласковых и боязливых прикосновений. Мысль о том, что это могло достаться и приносить незаслуженное удовольствие другому, шпарила его обрывающиеся внутренности.

Это его последняя зима. Последний раз, когда он пройдёт по улице 17 января. И посмотрит на серое небо.

Мне этой ночью оборвали крылья,
Поэтому так гнусно ноют плечи.
И всё, чего боялась, стало былью,
И мантрой стала фраза: «Время лечит». Мне этой ночью крылья оборвали
Движеньем грубым и бескопромиссным…
Я помню — мне когда-то обещали,
Что это будет резко, больно, быстро… По щиколотку в грязь ступают ноги,
Я познакомилась с землею, с кровью, с пылью…
Я к боли привыкаю понемногу —
Несу под мышкой сорванные крылья… Я так устала… К стенке прислонюсь я
Спиной разгоряченно-воспаленной,
На белой краске ярко остаются
Следы моей расплаты за влюбленность.

Пока ты один — держишь ответ только перед собой. Остаешься незыблемым и колким, намеренно опустошаешь себя от лишних привязанностей и эмоций, выстраиваешь границы дозволенного для себя и окружающих, чтобы на работе кто-то сказал: «Да она железная леди!». Пока ты один — страх лишь живет в твоей голове. Когда в жизни появляются люди, ради которых ты готов умереть…этот страх спускается в грудь и ломает тебе ребра своей тяжестью. Когда кто-то рядом — ты чувствуешь ответственность. И вся эта боль — общая. Как… как гитара. Одна струна выдает один немощный звук, лишь в совокупности же получается музыка. И ты становишься этой струной, туго-туго натянутой. И дрожишь, когда тебя сотрясают тревоги.

Весенний ветерок в моих волосахИгра теней домов
Улыбки прохожих
Жду свой трамвай, мой номер 86, мчится навстречу падающим цветкам вишен
Я навсегда уйду в весенние солнце,
Прольюсь на землю первым дождем,
Ну, а пока, я просто — мальчишка, который осмелился играть в прятки со смертью.

Когда я думаю о любимых мне людях, мне становится больно. Я не знаю почему… Может потому, что эти люди действительно задели мои чувства. Или даже… Украли сердце. Я их люблю, я люблю своих друзей, но порой, они причиняют мне боль… Невыносимую боль…

Боль — это отчаяние и безысходность.

Если тебя ранили в сердце, прочувствуй эту боль и двигайся дальше. Нельзя копить боль в душе, иначе она окончательно съест тебя.

Ей совершенно не хотелось пускаться в пространные объяснения. Не потому что она чего-то стыдилась, а просто потому что она это уже пережила. И оставила в прошлом. Боль потери, тоску, нежелание жить. С собой взяла только надежду на чудо. Но разве такое объяснишь? – Сейчас со мной ничего не происходит. Со мной все уже произошло. Произошло все, что могло и не могло произойти.

Боль ― противная часть человечности, я узнала, что такое колотая рана сердца, что-то, без чего мы все не можем обойтись в наших жизнях. Боль ― внезапный вред, которого нельзя избежать. Но тогда я также узнала, что благодаря боли могу чувствовать красоту, нежность и свободу исцеления. Боль подобна быстрой колотой ране сердца. Но тогда исцеление подобно ветру в лицо, когда ты расправляешь свои крылья и летишь по воздуху! У нас может не быть крыльев, растущих из наших спин, но исцеление ― та самая вещь, которая подарит нам попутный ветер.

Знаешь, как больно просыпаться ночами,
Смотреть в темноту немыми очами,
Провожать мне луну, разрываться на клочья…
Я тебя не люблю… Просто снишься мне ночью… Каждый раз просыпаюсь как будто в последний,
И ищу я тебя среди сонных видений,
Что случилось со мной я никак не пойму,
Я ведь точно уж знаю что тебя не люблю!

После долгих лет знакомства, Леа, если честно, полагала, что Джин не умеет плакать. Всегда на подъеме, беспечная до легкомысленности, гонящая плохие мысли из головы, Джинджер, казалось, боялась слез как огня и старательно избегала их. Словно постоянно выстраивала стену между собою и человеческой печалью и наивно полагала, что стена эта спасет и убережет. И вдруг Леа отчетливо увидела, насколько Джин была одинока все эти годы. Одинока только потому, что боялась приблизиться к другому человеку. Каждый, кто пытается убежать от боли, обрекает себя, в конечном счете, на одиночество.

Кого ты хочешь обмануть?Лицо свое пытаясь отвернуть,
Когда в ответ на «как дела?»,
Ты шепчешь: «Я цела…»
Я знаю, это ложь,
И ты едва живёшь.
Так устала и сломалась,
Даже счастья не осталось… Кого ты хочешь обмануть?
Ведь я-то знаю, в чём тут суть,
Когда не можешь ни вздохнуть,
Ни сердце вольно распахнуть.
Тебя так часто предавали,
Что душу в клочья изодрали.
Чем громче ночью ты рыдала,
Тем днём сильнее хохотала… Но я же знаю, не секрет,
Что у тебя на радости запрет!
Не плачь и не страдай,
А горе радости отдай.
Все тучи скоро разойдутся,
И в жизни радости начнутся!

– Что ж… – Гор встал и направился к выходу. – Прости, что отнял у тебя время, Давид. Продолжай затыкать своё одиночество работой. Когда Айя улетит, тебе придется работать еще больше, чтобы не чувствовать ни боли, ни вины.

Господи, как же странно: толпа людей
Вроде бы на единой живёт планете.
Но в суете обычных бегущих дней
Мы порой друг друга и не заметим.
Не разглядим, погрузившись в свои дела,
Каждому боль своя сильней, чем чужая.
Вертится годом за годом, кружит Земля,Люди друг друга ранят и забывают.

Хватит наказывать изнутри
Душу свою за простые промахи!
Что ты творишь с собой?! Посмотри:
Вздрагиваешь от каждого шороха…
Стань себе другом! Пойми, нельзя
Вечно обиды нести за прошлое.
Высуши слёзы, открой глаза!
В боли ведь нет ничего хорошего.

Вернуть мне его не прошу.
Прошу лишь прощенья — обоим!
Чтоб души не выли от боли,
Крича: «Уходи! Не прощу!»

До чего же больно любить. Как будто судороги в сердце.

Дай мне шанс забыть тебя.
Стань невидимым,
Забери мечты и воспоминания —
Они без твоей любви всю душу лишь мне изранили.

Слишком много дыма от огня, что залило дождём…

Любовь сведет с ума, как будто наваждение,
И чем больней любовь, тем больше наслаждение…

Вначале белый прекрасный пламень — любовь. Затем черный — боль.

Важнее всего память. Раны исцеляются. Боль проходит. Любовь остается.

Человек не способен представить себе чужую боль и чужую любовь.

Любовь и боль неразлучны, как лучшие подруги, и они всегда вместе! Если хочешь уберечься от боли, беги от ее подруги, как от охотника с ружьем. Беги быстрее ветра, беги быстрее света, беги так, чтобы они тебя никогда не нашли.

Опять не могу без тебя…
Тебя…
Как будто заело…

Не держись за злость, боль или страдание: они крадут твою энергию и препятствуют любви.

Любовь, как боль, постепенно проходит. Вытесняется новыми эмоциями.

На любви ничего нельзя построить: она — бегство, боль, минуты восторга или стремительное падение.

Она любит жёсткий секс, боится нежности,
Никому её тело не клянется в верности.
Ходит в кино одна и никогда не плачет,
Для неё слово «люблю» ничего не значит.
Она всё чаще запрещает себе мечтать,
Звонит подругам всё реже — ей нечего сказать.
Слова и ласки совсем потеряли святость,
Его звонки давно уже не в радость.
Она мечтает раствориться в звездном небе,
Она мечтает стать свободной, как летний ветер,
Её тошнит от женских пустых разговоров,
От этих нескончаемых, лицемерных споров.
Со своими проблемами с собой наедине,
Постель, снотворное, спасение во сне,
На дне сердца, храня обиду и тоску,
Сжимает кулаки и повторяет: «Я смогу!»

И говорят, те, кто рядом — те бьют больнее,
Но я не верю, я знаю, что любовь сильнее.

Я трачу губы не на тех, кого люблю
И провоцирую себя бутылкой водки.
Я отправляю письма адресату. уоu.
И просто жду в глазах с надеждой идиотки.

Я трачу жизнь впустую, прожигая дни,
Мосты сжигая за собой, чтоб не вернуться.
И я звоню другому — получить любви,
Чтоб в четырёх стенах одной не задохнуться.

Ты для меня не какая-то победа — ты для меня все! Ты — мое дыхание, моя боль, мое сердце, моя жизнь!

Что такое любовь? Это зубная боль в сердце.

Давай, вставай! Не ной, от этой боли
Есть лишь один рецепт – преодолеть.Душа тоскует, просится на волю.
Ну как же тут, скажи, не заболеть?!
Ты прячешь нежность, затолкала в угол память.
Ты не даёшь себе любить и говорить,
И эта боль тебе на сердце давит
И заставляет жизнь переменить.

Боль закончится. Это тоже пройдет.
Всё проходит, и это тоже время подлечит.
И однажды под вечер или под Новый год
Что-то доброе вдруг со мною произойдет —
И судьба наконец подарит с любовью встречу.

Так бывает, что страх и неверие
душу рвут на мелкие части.
Плачешь: «Боже, ну что я сделала?!
Ну за что же столько несчастья?!» Не живёшь, еле-еле ползаешь,
каждый день — как по битым стёклам.
И стихов не пишется. Прозой лишь
выговариваешь осколки. А потом, будто птица Феникс,
возрождаешь себя из пепла.
Появляются планы, цели,
на душе наступает лето.

Моё сердце разрывается на куски.
Я сумела тебя простить. Мои ритмы возвращаются вспять.
Я сумела тебя понять. Моя боль выходит вовне.
Я учусь себя как-то беречь. Я учусь с собой как-то жить,
Чтобы быть.
Чтобы быть.
Чтобы быть. Понимаю: мой шрам в душе
Говорит «Научись любить».

Ненавижу ностальгию, ведь только она бьет по каждому нервному окончанию, по каждой клеточке кожи, выходит испариной и заставляет биться в истериках даже самых сильных людей.

День за днем, одно и тоже. Утром — ты радостный, жизнеспособный человек, который вроде даже улыбается, ходит в гости и ест вкусные тортики с чаем, а ночью непонятная боль бьет тебя по вискам, по ребрам, по ногам, ты пьешь снотворное, только бы уснуть и избавиться от кошмарной ночи, ты орешь, орешь внутри себя, выходишь на улицу, думаешь выкричать все гадость изнутри, но у тебя нету даже слов, нету чувств, нет ничего, от чего нужно избавляться даже. И ты побродив по морозному безумию идешь домой, открываешь книгу и мечтаешь о том, что бы оно быстрее закончилось, ты не хочешь умирать, но ты и не хочешь жить. И эти 2 чувства словно разрывают тебя. И вдруг, ты незаметно засыпаешь, проспав пару часов ты чувствуешь себя бодро и уверенно. Встав с постели этот круг идет по-новой: гости, вкусные тортики…

Если вдруг заболит душа,
Заскулит, как брошенный пёс,
Ты засмейся, закрыв глаза,
Чтоб никто не увидел слёз.

Это, наверное, кто-то специально так придумал – чтобы было больно.
Сидишь такая правильная со своей любовью дома,
Погрязаешь в своем одиночестве.
Да и видеть никого в общем-то не хочется…
Вяжешь на крупных спицах веселенькой расцветки себе петлю.
Пишешь – и давишься каждой страницей,
Пытаясь выплюнуть застрявшие в горле горошины троеточий
В слове с двумя буквами «ю».
А потом, как-то резко –
сорвешься,
напьешься,
натворишь дел…
Чтобы потом еще долго
в осколках
памяти,
что как стертый мел,
Искать причины и следствия
Очередного стихийного бедствия,
Всю правду о котором вы никогда не узнаете,
Да никто бы и не захотел…
А невидимый зритель хлопает в ладоши – доволен!
Это ведь специально так придумано –
чтобы было больно…

Черт, такая пустота…
Лучше чувствовать хоть что-то. Даже боль лучше. А пустота…
Сначала она проявляется как огромная дыра в области груди. Потом она начинает разрастаться со скоростью выстрела пули. Тебе ли не знать как быстро они летят?
Она раздирает все внутренности своими длинными острыми, как лезвия, когтями. Раздирает душу. Если она еще осталась.
А что потом? Потом — ничего.
Прости, я не могу описать это словами. Это нужно почувствовать, а этого я никому не пожелаю.

Человек не может быть счастлив, если не познал боль, если забыл, что такое боль.

Человек, который не может любить, никогда не осознаёт этого. Он может думать, что ещё не пришло время или что его привязанность, увлечение, симпатия — это настоящая любовь. А человек, который говорит, что не может любить, на самом деле уже любил однажды. Ему разбили сердце, вот он и пытается себя убедить в том, что это больше никогда не повторится.

В который раз подтвердилось то, что лучше отрубить себе руку, чем увлечься человеком. Это не так больно.

Безысходность. Что может быть хуже? Мы бежим по лабиринту своего сознания в поисках выхода, но его нет. Это замкнутый круг, в который заковывает потерянная надежда. Боль и ненависть к судьбе рондообразно проходят по телу, усиливаясь с каждой новой волной. Мы осознаём, что ничего нельзя сделать, но не можем смириться с этим. Пытаемся бороться, разбивая руки в кровь об ненавистные стены, которые преграждают путь к спасению. Разрываемся на части от накопленных эмоций. Хочется кричать, метаться из угла в угол, проклиная весь мир. Мы теряем веру в лучшее, в людей, в себя. Ненавидим за слабость и готовы принести величайшие жертвы ради выхода. Но его нет, просто нет.

Безысходность медленно убивает, а время не лечит. Чувство, что человек совсем рядом, и ты даже ощущаешь запах его духов, таких родных и любимых. Что он вовсе не ушёл, лишь отлучился на секунду и сейчас подойдёт и спросит, чего же ты грустишь. Успокоит и обнимет, мир снова приобретёт яркий цвет. Но на этот раз всё происходит на самом деле. Это не страшный сон и не жестокое воображение. Человека нет, и он никогда не вернётся. Ты больше не сможешь его обнять. Не увидишь на устах лучезарную улыбку, такую желанную, даже необходимую. Не заведёшь душевный разговор и не посмеёшься над шуткой. Этого не случится. Вместо когда-то дорогого человека осталась лишь пустота. Она поглощает тебя, засасывает в чёрную дыру страданий. Ощущение, что вырвали сердце. Ты не можешь с этим справиться. И если бы к тебе подошёл так называемый Дьявол и предложил вернуть незабываемого человека в обмен на твою душу, ответ был бы очевиден.

И нет уже боли утраты, а перед вечностью мы равны. Нам неподвластно что-то в ней изменить. И обрывается нить.

Он предал самое главное, ради чего ему стоило бы жить. Отдался боли и ненависти. И потерял себя.

Днем улыбаюсь, а ночью умираю от боли.

С чем сравнить этот рой безмолвных истерик, это тихое горе, всю эту боль?
Ну, представь огромное море, и я – берег, и шумными волнами бьется в меня прибой: мне хочется быть с тобой… мне хочется быть с тобой… мне хочется быть с тобой…

Страх перед болью от старых потерь,
Откровенной любви захлопнута дверь.
Теперь, когда в сердце нет больше огня,
Теряется смысл каждого дня…

Я укрою поцелуи, серой ниточкой дождя: День не кончен, день не начат, если рядом нет тебя!

Довольно неприятно иметь внутри хоспис.

Поступки не должны причинять никому зла. Если любишь, не станешь причинять боль.

Любовь – сладкая тирания, потому что любящий терпит ее муки добровольно.

Ты просто прости мне мою боль
И твою любовь, которую мы убивали вдвоём…

Разве можно забыть того человека, кто причинил тебе боль.

Быть красивой ужасно. Ужасно, потому что красота никому не позволяет тебя полюбить. Твоя внешность стоит барьером между тобой и миром и не позволяет никому дойти до тебя. Миллионы людей могут мне возразить, сказав, будто красота облегчает знакомство и служит мостом, соединяющим тебя с другими. Но это неправда. Обычно красоты бывает настолько достаточно, что никому и дела нет до тебя самой.

Я люблю тебя так сильно, что больно. Это то, что я должна чувствовать, когда люблю? Боль?

А мне бы заменить пустоту в этой постели на любовь и теплоту в полутонах пастельных.

Предательство — это боль двоих, кем бы ты ни был — палачом или жертвой! Может быть, боль у них разная, но кто придумал, какая из них сильней?! Причинять боль страшно! А страх невозможно любить!

Ведь в любви — конечно, настоящей любви — больнее всего не получать удары, а самому их наносить.

Как бы сильно или часто люди ни причиняли друг другу боль, любить кого-то всегда имеет смысл.

Рано или поздно мы все делаем больно тем, кого любим.

Вы — любящи,
Когда ваша собственная боль
Не делает вас слепым к боли других.

Боль и потери определяют нас не меньше, чем счастье и любовь. Будь это мир или отношения. Всему отведено своё время, и всему приходит конец.

Одним нужна любовь и чувства.
Другим же чувства без любви и боль.

За болью скрыт урок. А за уроком скрыт ответ.

Только тянешься к свету родная, изо всех своих жил.
Понимая…
Если не было больно,
то ты и не жил.

А кто может ещё быть ближе [матери]? <…> Ближе никого не будет. Никогда. Я почему-то, как показывает жизнь, в этом убеждён и уверен, что даже жена тебе не станет ближе, чем мать. И рвётся какая-то связь внутренняя, очень мощная. Боль никуда не уходит, она становится тупее. А все эти сказочки про время; то, что оно лечит. Нихера оно не лечит! Оно только калечит!

Но у отстраненности была и опасная сторона. Су Кьи видела тех, кто стал узником собственных страданий, построив из них неприступную крепость. Некоторые проводили в таких цитаделях всю жизнь.

Единоборства с давних времён становились для слабых духом школой воспитания характера, силы воли. Никакие сверхъестественные силы не вытравят из души бесхребетного слизняка, победить себя можно только через преодоление боли и лишений. Лишь пройдя через горнило тяжёлых тренировок, добившись чего-то не по воле обстоятельств, а тяжёлым трудом, лишь тогда обретаешь уверенность.

Ну вот, опять, спугнула все-таки злобное чудище! И теперь кончено, уже затрещали сучья, – стук копыт идет по занесенной листьями чаще, непроходимой чаще души; никогда нельзя быть спокойной и радоваться, вечно стережет и готова напасть эта тварь – ненависть; и, особенно после болезни, повадилась причинять боль, и боль отдается в хребте, и радость от красоты, дружбы, от того, что ей хорошо, её любят и она восхитительно содержит дом, колеблется, шатается, будто и впрямь чудище подкапывается под корень, и вся эта сень довольства оборачивается сплошным эгоизмом. Ох, эта ненависть!

Боль — это просто боль. А страдание — это боль по поводу боли. Физическая боль не может быть слишком сильной — здесь есть жесткие биологические ограничения. А вот производимое человеческим умом страдание может быть поистине бесконечным.

Только что, слушая, как жена выносит ему приговор, он думал, что коснулся дна. И только теперь он понял, что всякая боль относительна: тому, кто думает, что все потерял, предстоит еще много терять. Менее чем час назад он простился с будущим и в следующее мгновение — со своим прошлым.

Я усмехнулась:
– Драконы… Я всегда знала, что доверять вам опасно. Но после всего… Ты думаешь, я так легко доверюсь ему? Существо, способное играть чужими жизнями. Морально способное. Так просто, как им захотелось сделать из меня ручную зверушку. Ведь на мне до сих пор заклятие, по которому я вынуждена защищать тебя даже ценой своей жизни. И за что это мне – за то, что вышла однажды на улицу? За неправильный поворот в закоулках города. Не натолкнись я тогда на твоего братца – жила бы спокойно. Просто рядовой магианой.

Правду говоришь ты, и я вижу, что всякая боль приносит больше познания истины, чем все тихие раздумья мудрецов. Все, что я знаю, я узнал от несчастных, и все, что я видел, я увидел во взоре страдальцев, во взоре извечного брата. Не смиренным я был пред лицом Бога, а гордецом: я познал это через твое горе, которым сейчас терзаюсь сам. Прости меня, ибо я каюсь перед тобою: я причинил зло тебе и еще многим, о ком не ведаю. И бездействующий совершает деяния, за которые он несет вину на земле, и одинокий живет во всех своих братьях.

Внутри еще тихонько щемило что-то, но это была благотворная боль — так горят раны, прежде чем зарубцеваться навсегда.

Глаза мои отвратились от моей боли, они глядели на звезды.

Я слишком стараюсь, чтобы меня любили. Всегда старался. Стараюсь уменьшить чужую боль. Очень стараюсь, потому что я не в силах взглянуть в лицо собственной боли.

Боль твоя так глубока, что она осталась в глубине глаз… и, если ты заплачешь, слезы польются из самой глубины твоих глаз или же они даже вообще не прольются!

Как только начинался ее кошмар, она больше не могла сама выбирать свою боль — это боль ее выбирала.

Все вертится вокруг сравнительного анализа ран.

То, что причиняло вам сильнейшую боль, может принести великое счастье, при использовании других вариантов решения.

Возьми воспоминания о моей матери и чувства, которые они рождают. Я вовсе не хочу их знать. Возьми рыдания, подступающие к моему горлу, когда я думаю о Молли. Возьми все яркие дни, которые мы прожили с ней. Возьми их великолепие и оставь мне только тени того, что я видел и чувствовал. Дай мне возможность вспоминать их, не раня себя.

Некоторым только боль может вернуть какие-то чувства.

Не делай этого, сукин ты сын. Не прикасайся ко мне так, как никогда больше не прикоснешься. Не смотри так, как никогда больше не посмотришь.

Есть раны, которые не заживают никогда. Бывает, ты чувствуешь боль не сразу. Какое-то время ты живешь по инерции — тебе кажется, что ничего не изменилось. И все, что произошло — только сон, летучая греза. Вот сейчас ты проснешься, и все будет, как прежде. Но проходит время, а тягучий кошмар продолжается, и в один прекрасный день ты, наконец, всем сердцем, всем разумом, всем существом своим осознаешь реальность утраты. Ты понимаешь, что никогда, никогда больше не поговоришь с дорогим тебе человеком, не увидишь его на пороге, не коснешься его руки, не заглянешь в глаза. Его больше нет. От этой мысли тебе захочется колотить кулаками о стены, захочется бежать, куда глаза глядят — но ты знаешь: убежать от этого невозможно, ничто не сможет избавить тебя от этой боли. И теперь тебе с этим жить.

Я вглядываюсь в его доверчивые глаза.
Я вижу его там. Его вчера. Его сегодня. Завтра, которого никогда не будет.
Я вижу его боль, и она рвет меня на куски.
Я вижу его абсолютную любовь, и она стыдит меня.

Почему любовь так сурова, Райан? Любовная эйфория всегда заканчивается болью. Как же верно изречение «Любовь — это боль»! Скажи, сколько боли может выдержать человек?

Готов ли ты предать душу за красоту, если та красота быть душевной не готова…

Это легче, чем забыть. Наслаждаться этой болью.

Боль… захлестнула всё моё существо… пошла носом, горлом, выступила венами на висках, захлебнулась где-то в груди… На лицо, за ворот сыпались снежинки… Всё тот же морозный заснеженный город вокруг, вдали… Простуженное, выстуженное сердце сухим и вымученным комком всё также билось в груди…

Всегда нужно знать, какую боль причиняешь тому, кого любишь. Чтобы сто раз подумать, прежде чем сделать это.

— Пятидесяти январей
Гора!
Любовь — ещё старей:
Стара, как хвощ, стара, как змей,
Старей ливонских янтарей,
Всех привиденских кораблей
Старей! — камней, старей — морей…
Но боль, которая в груди,
Старей любви, старей любви.

Сила любви одного существа к другому, растворяет страх, отчаяние и любую боль, примиряет с чем угодно, ломает устои и сокрушает принципы.

Но, может быть, мы никогда не владеем кем-то. Возможно, независимо от того насколько ты любишь их, они могут ускользнуть как вода, и не было ничего, что можно поделать с этим. Она поняла, почему люди говорили о сердцах «разбитое»; она чувствовала, как будто ее было сделано из треснувшего стекла, и осколки походили на крошечные ножи в ее груди, когда она дышала. Представить свою жизнь без него, говорила Королева Благого двора…

Никто не способен ранить тебя так сильно, как люди, которых ты любишь.

Нет слов, чтобы выразить всю горечь и боль,
Нет слов, чтоб сказать, как тебя люблю…
Нет сил попытаться тебя удержать,
Нет сил, ты уходишь, я стою и смотрю…

А на Кресте не спекается кровь,
Гвозди так и не смогли заржаветь,
И как эпилог — всё та же любовь,
А как пролог — всё та же смерть.

Любовь — это единственная реальная вещь, которая стоит того, чтобы ее пережить. Все остальное вторично. Если все остальное помогает любви, хорошо. Все остальные вещи — это только средства, любовь — это цель. Поэтому, как бы это ни было больно, иди в нее.

— Ты чёртов придурок! Так прощаются только трусы!
— Не волнуйся, Уолтер, все замечания были ко мне.

Полная всепоглощающая любовь двух людей включает в себя и силы и возможности причинить друг другу боль.

По-моему… сердце похоже на струны. Когда боль такая, что дышать трудно, кажется… что нити в груди… в любую минуту лопнут. Когда… ты постоянно играешь и изнываешь струны до предела, они в итоге сдают. И иногда… кажется, что их уже не заменить. Но если найдется тот, кто поможет заменить струны, как я сейчас… твои раны немного заживут… вроде.

А ты знаешь, что между концом и новым началом есть некий промежуточный мир? Это – раненое время. Это – болото, куда стекаются мечты и тревоги и забытые намерения. Тебе в это время будет тяжело. Но ты не должен недооценивать этого переходного периода, этого перехода от расставания к новой жизни. Не торопись. Иногда такие «пороги» оказываются шире, чем хотелось бы, и их не перешагнуть в один прием.

Когда тебе больно, ты окружаешь себя стенами, чтобы не испытывать новой боли. Но невозможно окружить стеной собственное сердце. Если ты сможешь полюбить себя таким, какой ты есть, осознать свою естественную внутреннюю красоту, то и окружающие это почувствуют. Они потянутся к тебе и поймут, насколько ты прекрасен.

Я любил тебя всегда. Я переродился! Я как будто сам содрал свою кожу… и, корчась от боли, обнаружил, что у меня есть сердце…

Все исчезло, уступив место любви, которая взошла на руинах отчаяния и боли, – прекрасный чистый цветок, непорочный, как в день творения.

Возьмем куклу, например. Хоть булавкой её коли, хоть башку откручивай напрочь – молчать будет, как убитая. А человек почему-то на ее месте обязательно заорет, как будто его режут, стоит только чуть посильней булавкой кольнуть, если без очереди на укол влез, бессовестный. Но вот до какой степени он терпеть может, это науке, к сожалению, пока не известно, не установлено.

Нельзя быть с кем-то только потому, что не хочешь причинять ему боль.

Чужие эмоции соблазнительно близко, так легко причинять боль, вызывать слезы.

Завтра, вот увидишь, боль отступит, а послезавтра ты и думать о ней забудешь, поверь мне, от любовных горестей больно только в первые дни, время все худо-бедно лечит.

Я всего лишь машина! Глупо, смешно так мучиться. Зачем я мучаюсь? Это мысли машины, это думает мой гениальный электронный мозг. Какой абсурд – мучиться, как человек, и не быть человеком!

Большинство женщин любят растравлять раны твоего прошлого, отдирать струпья и утешать, когда причинят достаточно боли.

— Похоже, я причинила тебе столько боли. Не понимаю, как ты можешь до сих пор любить меня?
— Это данность. Небо голубое, солнце светит, Аспен любит Америку. Так устроен мир.

Истории становятся былью, когда их рассказывают.

Нельзя жить в скорлупе, и нельзя вечно держать внутри боль, гнев, ярость. Говорят, лучшее средство выплеснуть это из себя — крик, правда, есть риск, что окружающие сочтут тебя за психа.

Боль можно отпустить. Память, светлая память, вот что должно остаться…

Впрочем, боль от огня не унять сознанием, что другие горят вместе с тобой.

Не хочу мечтать. Потому что потом будет больно. Поверить в мечту так легко, трудно смириться, когда она не сбудется.

Твоя боль — это твоя боль, и сколько бы окружающие ни твердили, как глубоко они тебе сочувствуют, никто из них не испытывает и половины того, что испытываешь ты.

Начав избегать боли и грусти, она потеряла и счастье.

Еще с детства вся грусть оставалась где-то внутри нее. Она всячески избегала мучений и боли. И лучший найденный ею способ заключался в избегании всех окружающих. Если никто с тобой не общается, значит, не обижает, и ты можешь прожить день спокойно.
И тогда не надо плакать. Не надо испытывать боль, из-за которой весь мир разлетается на части.
Поэтому она всегда спокойна.
Вчера, сегодня, завтра.
Она никому не открывала свою душу.

Весь долгий вчерашний вечер О-ха бродила по лесу, ни на секунду не забывая о смерти А-хо, ни на секунду не отдыхая от саднящей боли. Но забыть о своей потере и вдруг, проснувшись, вспомнить о ней, пережить заново было ещё страшнее. Она знала: ей предстоит ещё много, много подобных томительных пробуждений, ей показалось, что мучения её будут длиться вечно и не ослабеют никогда, сколько бы зим и лет ни минуло.

Сердечеая боль намного больнее телесной.

В каплях слёз, в звуках фраз, в стуке сердца сквозь холод мёртвых зим
Пусть живёт это в нас, до тех пор пока этого хотим.
До тех пор, пока боль долгим эхом лет в душах будит грусть,
Пронесу пред собой, как свечу сквозь ночь, я ещё вернусь…

Несколько встреч, пара ранок и ожидание…
«Если скучаешь – пустое шли сообщение».
Господи, как объяснить себе, что дыхание
Больше не льется в руки, подобно пению?
Больше не снимет трубку, не посоветует
Спать поскорее лечь, ведь он так волнуется…
Господи, я не знаю, кому мне следует
Плакать в жилет посредине распятой улицы,
Где собирать крупицы последних весточек?
Стало прохладно, руки как будто синие…
Я состою из жалких горящих клеточек,
Что растворяются в звуках родного имени.
Надо ли маме названивать в этих случаях?
Что люди делают с горечью и отчаяньем?
Господи, ты отбираешь у нас все лучшее,
Только скажи, наливаешь хотя бы чаю им?
Ставишь свои оценки за жизнь короткую?
Гладишь по кудрям? Плачут они? Ругаются?

Она дурочка, все верно. Но даже дурочки умеют любить! И даже дурочкам бывает больно, когда душа идет босыми ногами по осколкам разбитых надежд.

Годами мы подавляем в себе мучительные переживания. Потом влюбляемся, и любовь позволяет нам почувствовать себя достаточно уверенно, чтобы распахнуть душу и осознать свои чувства. Любовь открывает наши сердца, и тогда мы начинаем испытывать боль.

Разумеется, я любил тебя… и я знал, что это снова повторится… то, что когда я люблю — я наношу непоправимый ущерб. Я не подходящий для любви человек… я никогда не любил, не причиняя вред.

Не дышит ничего кроме стен в этой комнате.

В моем сердце нет любви, там только боль. Любовь — это как рана, человек не может умереть, но и жить не может.

Как мне больно, Господи. Сейчас я даже не могу дышать. Сделай для меня одно маленькое дело: дай мне столько сил, чтобы я мог забыть её.

Человек, который не может любить, никогда не осознаёт этого. Он может думать, что ещё не пришло время или что его привязанность, увлечение, симпатия — это настоящая любовь. А человек, который говорит, что не может любить, на самом деле уже любил однажды. Ему разбили сердце, вот он и пытается себя убедить в том, что это больше никогда не повторится.

Я люблю тебя любить — мазать раны сладкой солью.

Лучше быть любимой, чем любить. Ни боли, ни переживаний.

Она добровольно надела на себя чёрное платье вдовы и, стеная от боли, оплакала свою любовь. В те дни, казалось, внутри неё что-то треснуло, надорвалось. А душа, измученная заточением, выскользнула через образовавшееся отверстие и улетела.

Если я хочу отомстить ему, просто убить его будет недостаточно.
Чтобы перед смертью он мучался от боли в сердце, нужно сделать так, чтобы он сначала обрел любовь, а потом ее потерял.

В конце тоннеля яркий свет, и я иду.
Иду по выжженной траве, по тонкому льду.
Не плачь, я боли не боюсь… её там нет.

Мне было тяжело с ней рядом — грудь разрывалась от боли, словно кто-то вонзил в нее ледяное лезвие. Острая боль пронизывала до костей, но я был даже благодарен за это. Я сливал себя с ее пронизывающим холодом, и боль становилась якорем, который притягивал меня к этому месту.

В руках Ника материализовался большой букет из нераспустившихся белых роз. — Возьми, — Ник осторожно отделил от букета одну розу. Цветок тут же распустился, наполняя комнату восхитительным ароматом. — Это доверие. — Он точно так же передал второй цветок. — Это восхищение. — Третий. — Это понимание. Уважение. Искренность. Дружба. Тепло. Взаимовыручка. Прощение. Нежность. Страсть. Уверенность. Любовь. Глупость. Злость. Мстительность. Эгоизм. Недоверие. Надменность. — С каждым словом Ник вручал Орланде по розе, пока в руках у женщины не оказался весь букет. — Теперь понятно?— Нет. Такого ответа Ник и ожидал.— Все просто, Орланда. Это то, что мы вручаем другому человеку, когда любим. Понимаешь? Мы вручаем все, что у нас есть, все хорошее и плохое, светлые и темные стороны своей души в руки другого человека. А он может либо принять, либо оттолкнуть этот дар. Или принять, но ничего не дать взамен. Тогда нам будет очень больно.

Выкрик раба не остался бы безнаказанным. Но конец кнута прочно застрял под сапогом Таши. Поэтому надсмотрщик грязно выругался, но сделать ничего не посмел. И правильно. Некроманты добрые и пушистые. Но злопамятные… Таши не любил делать людям больно, но на этого конкретного человека он с удовольствием наслал бы костяную гниль. Для начала…

Но Уилл тоже чувствовал, как в груди у него нарастает боль, и, борясь с ней, видел, что галливспайны, обнявшиеся подобно ему с Лирой, испытывают те же мучения.
Отчасти они были физическими. Словно железная рука сдавила ему сердце и пыталась вытащить его сквозь рёбра, а он, прижав к этому месту ладони, тщетно пытался удержать его внутри. Эта боль была гораздо сильнее и хуже той, которой сопровождалась потеря пальцев. Болело не только тело, но и душа; что-то самое дорогое и потаённое вытаскивали наружу, где ему совсем не хотелось быть, и Уилл задыхался от стыда и муки, страха и злости на себя, поскольку виновником этого был он сам.
Мало того. Это было как если бы он сказал: «Не надо, не убивайте меня, потому что я боюсь; убейте лучше мою мать — мне всё равно, я не люблю её», а она услышала бы эти слова, но притворилась, что не слышала, щадя его чувства, и сама, движимая любовью, предложила себя в жертву вместо него. Вот как ему было плохо — хуже и быть не может.

Вся головная боль возникает из-за того, чего не можешь получить.

Истинная головная боль – это то, с чем ты боишься столкнуться еще раз.

Знаете, когда людям больнее всего? Не в последнюю секунду. После. Люди ломаются не в процессе, а как результат. Не в тот момент, когда наступает самое сложное, не в тот момент, когда груз ответственности горит на плечах и пылает, как свежее мясо на вертеле. Люди ломаются, когда всё кончено. Когда бой проигран, близкий потерян, рана кровоточит. Люди ломаются слишком поздно. Не вовремя. Не тогда, когда надо что-то сказать, а когда уже говорить нечего. Когда поезд уехал, а момент упущен. Ты потерял нечто важное, и лишь теперь ты понимаешь, как это «нечто» много для тебя значило.

– Оно гор-р-рит. – Я порывисто ударяю себя по груди и гляжу на маму. – Здесь.
– У всех горит. И это хорошо. Потому что когда перестанет гореть – ты перестанешь дышать.

Боль творит с людьми ужасные вещи. Но не испытывать её, значит не чувствовать, а не чувствовать — значит не жить.

Сейчас он почти ненавидел Загляду, но не мог так просто отказаться от неё. Ненависть родилась из той боли, которую она ему причинила, а болит только живое.

Боль, несомненно, представляет собой великий сигнал Природы. Она предупреждает нас; боль мобилизует нас, но одновременно по капле высасывает наши силы; в самой ее сущности заключено нечто, что заставляет стремиться ее прекратить или любым способом спастись от нее.

И не уверяй меня, будто пути господни неисповедимы, – продолжал Йоссариан уже более спокойно. – Ничего неисповедимого тут нет. Бог вообще ничего не делает. Он забавляется. А скорее всего, он попросту о нас забыл. Ваш бог, о котором вы все твердите с утра до ночи, – это темная деревенщина, недотепа, неуклюжий, безрукий, бестолковый, капризный, неповоротливый простофиля! Сколько, черт побери, почтения к тому, кто счел необходимым включить харкотину и гниющие зубы в свою «божественную» систему мироздания. Ну вот скажи на милость, зачем взбрело ему на ум, на его извращенный, злобный, мерзкий ум, заставлять немощных стариков испражняться под себя? И вообще, зачем, скажи на милость, он создал боль?
– Боль? – подхватила жена лейтенанта Шейскопфа. – Боль – это сигнал. Боль предупреждает нас об опасностях, грозящих нашему телу.
– А кто придумал опасности? – спросил Йоссариан и злорадно рассмеялся. – О, действительно, как это милостиво с его стороны награждать нас болью! А почему бы ему вместо этого не использовать дверной звонок, чтобы уведомлять нас об опасностях, а? Или не звонок, а какие нибудь ангельские голоса? Или систему голубых или красных неоновых лампочек, вмонтированных в наши лбы? Любой мало-мальски стоящий слесарь мог бы это сделать. А почему он не смог?

Они могли стереть если не воспоминания, то, по крайней мере, боль.

Когда человеку больно, он причиняет боль другим. Я понял это, понаблюдав внимательно за собой. Если я был жесток или приносил кому-то боль, то потому, что глубоко внутри страдал сам.

Большинство физических недугов связываются в наше время с невылеченной душевной болью. Систематически подавляемая, она обычно перерастает в физическую боль или болезнь и может вызвать преждевременную смерть. Помимо всего, большинство наших пагубных влечений, маний и вредных пристрастий, обусловлены существованием душевных ран.

С минуту в комнате стоит напряжённая тишина; затем от двери раздаётся звук, не поддающийся передаче с помощью алфавита — греческого или английского, не важно: что-то вроде «урргхх» или «арргхх», одновременно очень глубокого и более высокого тона; может показаться, что кому-то медленно режут горло или у кого-то выжигают душу; что чьё-то терпение выходит за пределы всяческого терпения, боль — за пределы нестерпимой боли. Звук раздаётся близко, но в то же время будто бы исходит из самых дальних глубин Вселенной, исторгнут из запредельной и в то же самое время глубочайшей внутренней сути одушевлённого существа, из самой сути его страдания.

Ее боль была для него непереносима.

Кирк заметил, что, исключая необходимые дежурные ситуации, Спок, очевидно, намеревался полностью и объективно игнорировать всех членов команды. Причины этого могли быть так же интересны, как то, что привело его сюда. Может, и так же болезненны. Кирк решил, что не будет задевать Спока напоминанием, что боль может быть обоюдоострой.

Я всегда искала убежище у людей, которые причиняли мне больше всего боли. Моя мать. Мой отец. Калеб. Я была словно побитая собака, выпрашивающая хоть капельку любви у своего злого хозяина. Это все, что я знала.

Любовь на 99% состоит из боли. Но зато оставшийся 1% настолько прекрасен…

Вот опять, этот дикий восторг.
Восхищаюсь, а потом терплю боль.
Я дрожу, красотою сражен,
Словно у меня в душе ком.
Сердце стонет от этих ран,
Для меня в этой боли радость одна.
Я вновь и вновь схожу с ума.

Открыть сердце для любви – это как взбираться на скалу без страховки, причём не ради того, чтобы увидеть красоту мира с вершины, а из-за радости самого подъема. И боль в кровоточащих пальцах – неотъемлемая часть этой радости.

Мы беспокоимся только за тех, кого любим. За любимых мы бы свернули горы, даже если это нам не под силу, разрушили бы мир и безраздумно разделили бы с ними боль, какой бы сильной она не была.

Нужно быть очень смелым, чтобы любить, не так ли? Зная, что твое сердце может однажды испытать безутешную боль.

Рыжая кошка с хитрым взглядом, что живет в каждой женщине, требовала запустить коготки поглубже в сердце мальчишке — как любим мы мучить других, когда сами страдаем от боли!

И хоть любовь не сторонилась боли,
Она порою, ран не бередя,
Была сладка, как сон под буркой в поле
Во время колыбельного дождя.

Из-за того, что один раз ошибся человек, может расплачиваться всю жизнь?
Вот ты та ошибка, за которую я расплачиваюсь.

Любовь никогда не умрет!
Живи!
Все будет отлично!
Мне нужно все время вперед!
Расти!
Но пишутся песни тебе по привычке…
Прости…
Прости!

Розы вянут… Сад пропал…

Напои меня страхом,
Напои меня болью.
И мы назовем все это любовью.

Я всегда закрываю глаза, когда счастлив. Так закрываются двери житниц. Переполненных житниц. Ты во мне — благодатный хлеб. Да, я сделаю тебе больно. Да, ты сделаешь больно мне. Да, мы будем мучиться. Но таков удел человеческий. Встретить весну — значит принять и зиму. Открыться другому — значит потом страдать в одиночестве. (Как нелепы телефонные звонки, телеграммы, возвращения на скоростных самолетах, люди разучились жить ощущением присутствия.) <…> Благословенна грядущая зима. Я не прошу избавить меня от боли. Я прошу избавить меня от сна, который сковал во мне любовь. Не хочу больше ровных дней, не ведающих о временах года, не хочу бессмысленного вращения Земли, которое не ведет ни к кому, ни от кого не уводит. Сделай так, чтобы я любил. Станьте мне необходимой, как свет.

Поймала себя на мысли, что я уже не помню, когда последний раз улыбалась. Искренне. Не помню, когда с удовольствием ела, не помню последнюю прочитанную книгу или хороший вечер с друзьями. Уже давно я живу в импровизированном театре драмы. Я и главный актер, и режиссер-постановщик, и продюсер. Все разговоры с подругами сводятся только к одной теме – теме моих страданий.

Не я разбил твое сердце — его разбила ты, и, разбив его, разбила и мое.

Самая большая плата за счастье любить кого-то  — это неизбежная боль от бессилия помочь. Рано или поздно это обязательно случается.

Независимо от обстоятельств, боль оставалась болью.

Только на душе короста нарастет — кто-нибудь придет и отковыряет.

Я просто не мог позволить себе роскошь чувствовать боль, страх или печаль.

Особенно трудно, когда тебе причиняет боль человек, бывший твоим другом и потому знающий, как тебя лучше уязвить.

Когда тебя отвергли и заставили страдать, возникает мысль, что обидчик того и добивался и злобные намерения будут руководить им и в дальнейшем. Эта мысль мучительна, но она же и утешает: выходит, ты обидчику по-прежнему небезразличен. Однако, думая так, почти всегда ошибаешься: никто не ставит целью тебе навредить, это получается случайно. Чаще всего ты обидчика просто не интересуешь. Не он делает тебе больно – ты сам причиняешь себе боль.

Может, не так уж и плохо укрыться в этом сыром царстве мглы, свернуться клубком и не двигаться. Заснуть… погрузиться в глубокий сон и тихо умереть. Это же почти не больно, лишь легкий холодок коснется тела.

– Зачем же тут сидишь?
– Да так… захворал… Нет мочи ехать.
– Что ж у тебя болит?
– Весь болю.

Величайшая драма в жизни – это боль, что мы причиняем другим, и никакая самая хитроумная философия не оправдает человека, который терзает любящее его сердце.

Боль довольно странная вещь. Когда кажется, что ты не способен вытерпеть еще одного мгновения, она отступает. Просто ждет удобного момента, чтобы вернуться.

Никто не должен знать, как ей больно. Никому она не может рассказать, что после разрыва с Олегом стала любить своего мужа во сто крат сильнее, чем прежде, и каждый его визит к любовнице для Любы пытка нечеловеческая, боль огненная, выжигающая все внутри. Если бы у души были мышцы, Люба сказала бы, что эти мышцы сводит судорогой.

Я стала похожа на старую советскую куклу с огромными голубыми глазами и пластиковыми ресницами, которая постоянно твердит «мама», если ее наклонять из стороны в сторону. Я лежала на кровати, глядя в пустоту, я перестала ЖИТЬ, превратившись в анатомическое пособие. Вновь включился защитный механизм, заблокировав все эмоции.

Вы когда-нибудь были сыты болью?

В этом гнусном углу, наедине с бессмысленной жизнью, он из последних сил старался воскресить прошлое, которое и было его счастьем. Должно быть, это ему удалось, потому что от столкновения прошлого с жалким настоящим брызнула искра божья — и бедняга залился слезами. Мерсо растерялся, как это бывало с ним всякий раз при виде неприкрытого проявления человеческого горя, и в то же время почувствовал уважение к этой тупой боли.

Все было бы не так, если бы не эта ставшая привычной боль в груди, если бы не вязкая духота, в которой задыхается даже мысль, если бы не тяжесть бытия, липким небом ложащаяся на плечи. Но все так, и стены меняют форму, укрывая под собой озноб страстей, топя в камне биение крика, пуская корни прохлады в чрево души. И сердце, сердце, моя любимая Горгона — улыбается.

Все хорошо, все хоро… Боже мой. Светла привычная юдоль. Но разболелось снова прошлое, и не проходит эта боль.

А чем жить с душой? Какими сказками, иллюзиями накормить её, чтобы она не выла на этой пронзительной ноте, глядя, как уезжает последний поезд? Какие песни ей петь, какие стихи читать, чтобы согласилась она на сытый корм и тёплый кров и не искала жадно несуществующего неба? Какой болью её измучить, чтобы сделать грубой, чтобы перестала раздеваться под чужими холодными взглядами?

Когда срывают травинку, вздрагивает вся Вселенная.

Когда человеку сначала дают надежду, пусть ненадолго, а потом отнимают, боль от потери усиливается стократ. Лучше уж совсем ни на что не надеяться, чем воспарить в небеса, а потом камнем упасть вниз.

Проблема в том, что ее дочь мертва. При всем моем искреннем сочувствии эту боль невозможно переложить на кого-то другого.

О разнице между болью и наслаждением. Боль мы помним в общих, пусть и ужасных, чертах, но по-настоящему не помним. А вот наслаждение мы помним во всех подробностях. Сами подумайте – разве не так? Когда человек отведал изысканнейшего вина, выкурил лучшую сигару, отобедал в превосходнейшем ресторане… даже прокатился в такой вот шикарной карете, как наша теперешняя… или же познакомился с поистине красивой женщиной, все менее яркие впечатления подобного рода, полученные ранее, сохраняются у него и дальше, годами, десятилетиями… до конца жизни! Боль мы никогда толком не помним. Наслаждение – во всех сибаритских подробностях – никогда не забываем.

— Это больно?
— Немного.
— Кто сказал, что любовь безболезненна? Любовь — это боль. Мы постоянно раним любимых словами или действиями. Природа любви — боль.

Рисует память своевольно:
В очах любовь, в устах обман —
И веришь снова им невольно,
И как-то весело и больно
Тревожить язвы старых ран…

Глаза или глазки,
Боль или ласка,
Прощай или здравствуй — всё ради нас с тобой!
Закрыто или настишь,
Любовь или страсть,
Лишь только богу известно — сколько это значит.

Тихой ночью, когда фонари
Дарят тусклые взгляды прохожим,
Опустился мой Ангел с небес
И заметил шрамы на коже…

Я не хотел причинять тебе боль. Мне очень жаль. Извини, что я заставляю тебя плакать, прости меня. Я не имел права влюбиться. Я не мог испытать это чувство, поэтому я расстроился, когда ты призналась мне. С тобой было весело, и мне удавалось давить в себе чувства, в крайнем случае я бы солгал, но когда появился Сэнджо-кун, я не мог быть спокойным, не мог защитить тебя, все это время я не знал, как вести себя, я столкнулся со своими чувствами и сбежал, но все же ранен и теперь сдастся, уйти… Я не могу оставить тебя кому-то другому, сейчас я не могу отрицать свои чувства. Я не хотел, чтобы ты имела ко мне какие-то чувства. Даже при этих условиях, даже если есть вещи, которые я не могу сказать, возможно, я поранил и тебя, но сейчас я хочу быть всегда с тобой и защищать тебя изо всех сил. Я не хочу больше тебя терять. Всегда, всегда будь рядом со мной. Больше я не отпущу тебя.

Любви изнанка — боль и ужас.

Почему те, кого любишь, ранят сильнее всего? Почему делают больно тем, кто и так страдает?

Было между этими двоими что-то такое, что не подвластно другим. Какие-то двусмысленные взгляды, случайные улыбки, внезапные и нежные касания ладоней. Они слишком быстро изжили все возможные между ними чувства, поставили друг на друге крест. В одно мгновение запретили даже думать о том «если бы», которое было так близко и в одночасье стало недостижимым. Они были слишком похожи. И в этом заключалась их трагедия. Возможно, будь между ними хоть парочка черт различия, всё случилось бы по-другому: объятья, поцелуи, любовь и прочие атрибуты романтических отношений. Но они совсем не из тех, у кого всё просто. Усложнить, изничтожить, пропустить мимо глаз и ушей — обычные будни этих двоих. Сделать друг другу больно, уколоть, разбить сердце стало для них нормой. Но ради чего было всё это? Что они доказывали друг другу? И всё-таки было между этими двоими что-то такое, что не подвластно другим.

Терять любовь — это самая страшная боль.

Если не пускать никого в своё сердце, не любить никого. То и боли не будет…

Когда-нибудь убью её или вскроюсь к чертовой матери.
Странная любовь — на сердце шрамами.

Такая боль, что уже не расслышать песню.
И слова, рассыпаясь, становятся пылью.
Сквозь горячий асфальт прорастает клевер,
Сквозь эту боль меж лопаток режутся крылья.

Я справляюсь с постоянной болью (а она действительно не проходит ни на минуту) благодаря силе характера. И еще с помощью опиума в форме лауданума.

Я люблю вас, продолжайте держаться. Жизнь сложная. Боль деморализует, но вы не одиноки.

Личность есть боль. Героическая борьба за реализацию личности болезненна. Можно избежать боли, отказавшись от личности. И человек слишком часто это делает.

Нужно научиться принимать боль и использовать ее как топливо в нашем странствии.

Чтобы испытать великое счастье, нужно познать великую боль и горе — как иначе узнать, что вы счастливы?

Благодари за скорбь, которая учит тебя жалости; за боль, которая учит мужеству, и особенно будь благодарен за тайну, которая всегда будет загадкой, завесой, скрывающей тебя от той бесконечности, что позволяет поверить в то, что ты не можешь увидеть.

Тихо падают с ресниц
Капли…
И не выплакать никак
Чувство. Мне от жесткости границ
Страшно,
От закрытости твоей
Душно…

В пустых душах чужая боль даже эхом не отдаётся.

Счастье — оно как птица: легко спугнуть.
Но, несмотря на злые поступки близких,
Мы всё равно в себе несем спасенье и суть,
Просто в дороге, бывает, нам хочется отдохнуть,
Если программа счастья в душе «повисла».
Что ж, посидим… На обочине устроим пикник,
Чаю нальем и о смысле жизни поспорим.
Где-то ответы найдем между строчек кино и книг,
Выплачем беды, переходя на крик,
Договоримся как-то с душевной болью.

Время услужливо спрячет
Все узелки и нитки.
Вышей свою удачу!
Забудь чужие ошибки. Он весел и снова влюблён?
А ты посмеёшься позже.
Шей… Затяни узломБоль и оставь её прошлому.

Что может быть хуже неудач? Я думаю, мысль том, чтобы бросить пытаться. Я верю, что боль — это движущая сила, которая заставляет нас сделать то, что мы должны сделать.

Боль — неопровержимое подтверждение бытия.

Страдание, боль, — это вызов на борьбу, это сторожевой крик жизни, обращающий внимание на опасность.

Любви без боли не бывает.

Вот какой сюжет интересует меня больше всего: любовь, отсутствие любви, смерть любви, боль, сопровождающая потерю того, что было самым необходимым.

Боль — один из главных двигателей мира.

Изменение — это процесс, который происходит, если боль от того, что ты остаёшься тем же, превышает боль от того, что ты изменяешься.

Беда не в том, что люди вонзают вам в спину нож, беда в том, что после извлечения этого ножа, остаётся открытая рана, которая начинает ещё сильнее кровоточить.

Моя улыбка — большой покров, за которым скрывается масса боли.

Люди не любят боли. Они любят мечтать. Обманывать себя и свою боль. И потому, пока есть избегание того, что есть, никогда не будет того, что хочется.
Просто потому, что боль будет удерживать в том месте и в том времени, когда она впервые возникла, пока ее не признают и не перестанут таблетками обезболивать. Признают, значит отпустят.

Любовь лишь хороша в кино, всё остальное больно.

Когда ты чувствуешь, что только боль станет для тебя утешением, делай что-то, что послужит фундаментом для чего-то нового. Когда ты рисуешь, пишешь книгу, музыку, занимаешься спортом-не важно-. Всегда старайся «заглушить» боль, чем-то более счастливым. Не стоит брать в руки нож, ведь, по большому счёту, ты делаешь больно самому дорогому человеку, то есть самому себе. Не делай ему больно…

О жестокое небо, безжалостный Бог!
Ты еще никогда никому не помог.
Если видишь, что сердце обуглено горем, —
Ты немедля еще добавляешь ожог.